Прогулка заграницей

Деморализація усиливалась; слѣдовало что-нибудь предпринять и притомъ немедленно. Къ счастію, я не потерялся и употребилъ такую мѣру, которую рекомендую теперь всякому, какъ весьма цѣлесообразную. Я взялъ веревку длиною въ три четверти мили и, привязавъ одинъ изъ концовъ ея къ поясу проводника, приказалъ ему идти разыскивать дорогу, тогда какъ караванъ будетъ ждать на мѣстѣ. Въ случаѣ неудачи я приказалъ ему для обратнаго пути руководиться веревкой; въ случаѣ же успѣха онъ долженъ былъ нѣсколько разъ подъ-рядъ сильно дернуть веревку и тѣмъ подать экспедиціи сигналъ къ выступленію. Проводникъ пошелъ и минуты черезъ двѣ исчезъ между деревьями. Я лично вытравливалъ понемногу веревку, а кругомъ меня стояла толпа и жадными глазами наблюдала за уползающей вдаль веревкой. Временами движеніе веревки было очень медленно, временами же ускорялось. Раза два или три намъ казалось, что мы видимъ сигналъ, и у людей уже готовился сорваться съ губъ радостный крикъ, но тревога всякій разъ оказывалась ложною. Наконецъ, когда размоталось уже около полмили веревки, движеніе ея прекратилось, веревка оставалась неподвижною минуту — двѣ минуты, три. Мы же все смотрѣли на нее, затаивъ дыханіе.

Не отдыхаетъ ли проводникъ? Не осматриваетъ ли онъ мѣстность съ какого-нибудь возвышеннаго пункта? Быть можетъ, онъ встрѣтилъ горца и разспрашиваетъ его о дорогѣ? Стопъ, — а что если онъ упалъ въ обморокъ отъ усталости, истощенія и безпокойства.

Мысль эта встревожила насъ. Я готовился уже отдать приказаніе составить маленькій отрядъ для поданія ему помощи, какъ вдругъ веревка заколебалась отъ такихъ отчаянныхъ подергиваній, что я едва могъ удержать ее. Раздалось громкое ура. «Спасены, спасены!» вотъ слово, которое перекатывалось изъ конца въ конецъ по всему каравану.

Собравшись, мы тотчасъ же двинулись за веревкой. Вначалѣ дорога была порядочная, но вскорѣ стала дѣлаться все хуже и и хуже. Пройдя около полумили, мы съ минуты на минуту ожидали увидѣть проводника; но его не было, да и не могло быть, такъ какъ веревка все время двигалась, а, слѣдовательно, и онъ не стоялъ на одномъ мѣстъ. Это доказывало, что онъ не нашелъ дороги, но, вѣроятно, идетъ къ ней съ какимъ-нибудь крестьяниномъ.

Намъ не оставалось ничего другого, какъ слѣдовать за нимъ, что мы и сдѣлали. Прошло еще около трехъ часовъ, а мы попрежнему шли, не зная куда. Это было не только странно, но прямо таки раздражало насъ. Притомъ мы страшно устали, такъ какъ шли съ самаго начала чрезвычайно быстро, чтобы скорѣй соединиться съ проводникомъ; но мы только истощали свои силы; несмотря на то, что проводникъ шелъ довольно медленно, онъ подвигался все же быстрѣе, чѣмъ нашъ караванъ по такой неровной мѣстности.

Къ тремъ часамъ пополудни мы едва не умирали отъ истощенія, а веревка все двигалась и двигалась. Въ рядахъ нашихъ поднялся противъ проводника ропотъ, который дѣлался все сильнѣе и сильнѣе, пока не обратился въ громкіе, яростные крики. Послѣдовало замѣшательство. Люди отказались идти далѣе. Они утверждали, что мы въ теченіе всего дня странствуемъ кругами все по одному и тому же мѣсту. Они требовали, чтобы нашъ конецъ веревки былъ привязанъ къ дереву, чтобы задержать проводника, котораго они хотѣли догнать и убить. Придумано было не глупо, и я тотчасъ же отдалъ соотвѣтственное приказаніе.

Какъ только веревка была закрѣплена, вся экспедиція въ полномъ своемъ составѣ устремилась впередъ съ такою быстротою, на какую можетъ только побудить желаніе мести. Сдѣлавъ около полумили по самымъ непроходимымъ мѣстамъ, мы подошли къ холму, склоны котораго были покрыты толстымъ слоемъ осыпающагося щебня и настолько крутому, что никто не могъ взлѣзть на него. Всѣ попытки окончились неудачею, при чемъ было искалѣчено нѣсколько человѣкъ. Не прошло и двадцати минутъ, какъ у меня было уже пятеро на костыляхъ. Всякій разъ какъ какой-нибудь смѣльчакъ пытался воспользоваться для влѣзанія веревкою, она начинала скользить, и онъ падалъ. Обстоятельство это подало мнѣ мысль. Я приказалъ каравану построиться, обернувшись спиною къ холму, затѣмъ, привязавъ веревку къ заднему мулу, скомандовалъ: