Псня эта любимйшая въ Германіи за послдніе сорокъ лтъ и, быть можетъ, останется таковою навсегда.
На свт нтъ абсолютнаго совершенства. У мистера X. имется небольшая брошюрка, купленная имъ во время пребыванія его въ Мюнхен. Книжечка носитъ заглавіе: „Каталогъ картинъ старой пинакотеки“ и написана на своеобразномъ англійскомъ язык. Привожу изъ нея нсколько выписокъ:
„Воспрещается пользоваться настоящей работой въ смысл перепечатки съ нея при обработк того же матеріала“.
„Вечерній ландшафтъ. На переднемъ план вблизи пруда и группы блыхъ буковъ вьется тропинка, оживленная путниками“.
„Ученый человкъ въ циническомъ и разорванномъ плать, держащій въ рукахъ раскрытую книгу“.
„Св. Вароломей и палачъ, готовый совершить мученичество“.
„Портретъ молодого человка. Долгое время картина эти принималась за портретъ Бинди Альтовити, теперь же нкоторые снова признаютъ ее за собственноручный портретъ Рафаэля“.
„Купающаяся Сусанна, подстерегаемая двумя стариками. На заднемъ план побіеніе камнями осужденнаго“.
„Св. Рохъ, сидящій на ландшафт съ ангеломъ, который смотритъ на его язвы, между тмъ какъ собака съ пищей во рту служитъ ему“.
„Весна. На первомъ план сидитъ богиня Флора. За нею плодоносная долина, наполняемая ркой“.
„Прекрасный букетъ, оживленный Майкою“.
„Воинъ въ полномъ вооруженіи съ гипсовой трубкой, лниво прислонившійся къ столу и окружающій себя дымомъ“.
„Нмецкій ландшафтъ вдоль судоходной рки, которая орошаетъ его до задняго плана“.
„Крестьяне, поющіе въ копстадж. Женщина поитъ ребенка изъ чашки“.
„Голова св. Іоанна, когда онъ былъ еще мальчикомъ, рисовано альфреско на кирпич. (Вроятно, на черепиц).
„Молодой человкъ изъ фамилій Раггіо съ волосами, подрзанными на конц, одтый въ черное и такою же шляпой. Приписываютъ Рафаэлю, что, впрочемъ, весьма сомнительно“.
„Два, держащая Младенца. Очень написано по манер Сассоферрато“.
„Кладовая съ зеленью и битой дичью, оживленная судомойкой и двумя поварятами“.
Впрочемъ, англійскій языкъ этого каталога нисколько не хуже того, на которомъ длаются надписи на нкоторыхъ картинахъ въ Рим, напримръ:
„Видъ откровенія. Св. Іоаннъ въ остров Патмос“.
А плотъ нашъ, тмъ временемъ, все плылъ, да плылъ.
ГЛАВА XVII
На милю или на дв повыше Эбербаха изъ-за группы зелени, покрывающей вершину высокаго и очень крутого холма, мы увидли какія-то своеобразнаго вида развалины, состоявшія всего изъ двухъ осыпающихся каменныхъ массъ, имющихъ грубое сходство съ человческими лицами; он какъ бы склонились другъ къ другу и имли видъ человческихъ существъ, поглощенныхъ разговоромъ. Развалины сами по себ не представляли ничего особеннаго по живописности или внушительности, но тмъ не мене носили названіе «Очковыхъ Руинъ».
Въ средніе вка (по словамъ нашего капитана, по горло начиненнаго различными легендами) въ этой мстности поселился громадный драконъ, извергавшій изъ своей пасти пламя, и причинявшій народу боле вреда, чмъ любой сборщикъ податей. Длиною онъ равнялся доброму желзнодорожному позду, а все тло его было покрыто непроницаемой зеленой чешуею. Дыханіемъ своимъ онъ производилъ заразу и пожары, а прожорливостью — голодъ. Онъ подалъ безразлично какъ людей, такъ и скотъ и заслужилъ всеобщую ненависть. Нмецкій императоръ того времени сдлалъ обычное воззваніе, что дастъ тому, кто уничтожить дракона, все, что тотъ пожелаетъ; дло въ томъ, что побдители драконовъ требовали, обыкновенно. въ награду царскихъ дочерей, а таковыхъ у императора было съ избыткомъ.
На этотъ призывъ являлись славнйшіе рыцари со всхъ четырехъ странъ свта и одинъ за другимъ попадали дракону въ пасть, вслдствіе чего страхъ передъ чудовищемъ дошелъ до того, что не находилось больше героевъ, желавшихъ попробовать счастья. Драконъ началъ свирпствовать еще сильне, чмъ прежде. Народъ потерялъ всякую надежду на избавленіе и разбгался по горамъ, ища убжища.
Наконецъ, желая сразиться съ чудовищемъ, изъ далекой страны явился господинъ по имени Виссеншафтъ, бдный и незнатный рыцарь. Какъ смшонъ онъ былъ въ своихъ доспхахъ, висящихъ лоскутьями и съ какимъ-то страннымъ ранцемъ за спиною. Ршительно вс посмотрли на него съ презрніемъ, а нкоторые такъ даже открыто насмхались надъ нимъ. Но бродяга не обращалъ на это вниманія. Онъ только спросилъ императора, не отмнилъ ли онъ своего общанія. Императоръ отвтилъ, что общанія своего онъ не отмнялъ и тутъ же, съ презрительнымъ сожалніемъ посовтовалъ ему лучше охотиться за зайцами, чмъ подвергать такую драгоцнную жизнь, какъ его, опасности въ борьб съ чудовищемъ, отъ котораго погибло уже столько знаменитыхъ героевъ.