Прогулка (СИ)

Еще он подумал, что вряд ли жена придет его навестить. У него не то положение, чтобы его жалеть -- он не ранен, не страдает тяжелой болезнью, вроде рака или инсульта. Психбольной -- это нечто странное, даже опасное. Уж сам-то он несколько раз подумал бы, прежде чем навестить какого-нибудь своего знакомого, оказавшегося в подобной ситуации.

Тем не менее, спустя час, его позвал всё тот же Макс и повёл в комнату для встреч с родственниками. Оказалось, пришла Юля.

Она была в легком, почти воздушном белом платье, так делающем её похожей на девушку из пушкинской эпохи. В комнате было душно и жарко -- сказывалась аномальная жара, стоящая на улице. Юля сидела на стуле, но увидев входящего Кузнецова, сразу поднялась.

-- Олег Иванович! -- радость вспыхнула в её глазах, она подошла к нему, обняла.

Он тоже обнял её, еще до конца не понимая, как себя вести. Он пытался вспомнить, что их связывало, пытался найти в себе те чувства, которые возникли между ними и оказались столь прочными, что разница почти в двадцать лет не стала помехой. Он нерешительно прижимал тонкое девичье тело, ощущал запах её духов.

-- Олег Иванович, -- всматриваясь в его глаза, медленно произнесла Юлия, -- я так рада, что ты очнулся. Врачи сперва всех испугали, сказали, что у тебя глубокая депрессия и тяжелое состояние. Но, слава богу, что ты пришел в себя! Я так рада!

-- Да, да, спасибо! Я сейчас чувствую себя хорошо. Просился, чтобы выписали, но пока продержат еще здесь. Совсем немного...

-- Вот и хорошо, я как раз нашла квартиру, она очень удобная -- недалеко от университета.

-- Какую квартиру? -- не понял Олег Иванович.

-- Ты не помнишь? Перед твоей болезнью мы решили, что ты уйдешь от жены и переедешь ко мне. Ты даже оставил у меня свою зубную щетку.

-- Хм, от жены? От Александры?

Непонимание мелькнуло в глазах Юлии.

-- Разве твою жену зовут Александра? Ты говорил, что Алла.

-- Боже, извини, конечно, Алла!

Кузнецов смутился и слегка расстроился. Он опять попал впросак со своей николаевской эпохой. Это жену Николая Павловича звали Александра Федоровна, но ведь он не Николай!

Если у него не прекратится эта путаница в мозгах, его никогда отсюда не выпустят.

-- Ты в этой больничной пижаме смешно выглядишь, -- улыбнулась Юля, -- как-то по-домашнему. Так и представляю тебя за столом и тарелкой с борщом.

-- Ага! "Всегда доволен сам собой, своим обедом и женой", -- процитировал он Пушкина и ответно улыбнулся.

-- Ты должен знать, что я тебя очень и очень люблю! -- вдруг серьезно сказала девушка, -- очень и очень!

-- А как же Энрике? -- спросил он, пытаясь шутить.

-- Какой Энрике?

-- Тот молодой человек, Иван, похожий на Энрике Иглесиаса. У нас была с ним дискуссия о дуэльной истории Пушкина. Как помнится, он ухаживал за тобой.

-- Да... Клеился. Но знаешь, вокруг меня много ходит таких Энрике. Мне они параллельны.

Он произносит эти слова безразличным тоном, но Кузнецов вдруг чувствует в душе ревность. Каким бы остроумным, обаятельным он ни был, какое бы положение не занимал в университете, Олег Иванович всё равно чувствовал ущербность своих отношений с Юлей. Его сверстники могли привлекать молодых девушек только богатством или известностью, однако ни денег, ни славы у него не было, и взять их было неоткуда. Притом, он прекрасно понимал, что с каждым годом стремительно теряет свой главный потенциал -- возраст, а ведь именно он давал надежду со временем добиться и того, и другого.

Юлия подошла, вновь обняла его, прижалась с силой.

-- Мы с тобой никогда не расстанемся, никогда! Ведь, правда?

-- Конечно, правда! -- легко согласился он, уступая её настойчивости, но, совершенно не представляя свою совместную жизнь с ней.

-- Я так скучаю без тебя! -- с чувством продолжила она и хотела что-то добавить еще, но ничего не сказала. Она отошла, прислонилась к подоконнику у окна.

Комната для посещений находилась на первом этаже больницы. Сквозь стекло было видно, как в тумане по тротуару шли прохожие. Многие надели марлевые повязки, словно в городе вспыхнула тяжёлая эпидемия вроде холеры или чумы.

-- Помнишь нашу поездку в Питер? -- спросила девушка.

-- Конечно! Это было месяц назад, как я мог забыть?

Они поехали в Петербург в июне, чтобы захватить белые ночи, побродить по светло-сумеречному городу. Ехали на скоростном "Сапсане", пили пиво. Мимо, за окнами, с безумной скоростью проносились города и поселки, в сгущающихся сумерках мелькали далекие и близкие огоньки. Словно шаловливые подростки без комплексов, они с Юлей шутили друг над другом, дурачились, им было весело.

Потом гуляли по Английской набережной и смотрели вместе с такими же, приезжими парами, как разводят мосты. Половинки мостов напоминали поднятые вверх каменные ладони, будто город обращался к небесам с молитвой о благополучии. Ещё их захватило зрелище льющегося сверху на городские крыши серебристого света луны, который подсвечивал уснувшие здания и гранитную набережную, создавая иллюзию волшебства.