Гиала замолчала, а Ира задумалась, припоминая мировую историю.
— Да-а… — усмехнулась она, — надо срочно привести в порядок свой моральный облик, и вообще более критично относиться к себе.
Старая удда весело рассмеялась.
— Живи по воле своей, по правилам своим. Ты лучше всех знаешь, как надо. Как надо тебе. Тебе кажется, что твой образ жизни не подходит для массового употребления? А как бы тебе самой жилось среди таких, как ты?
— А я стараюсь быть среди похожих по образу жизни на меня, не всегда получается, но если получается, то просто по кайфу!
— Вот видишь… Ты, конечно, не всегда, а, скорее всего, очень редко вписываешься в шаблоны окружающих, но это правильно, ведь ты несешь новую матрицу, а она потому и новая, что непохожа на современную. Так что живи, как живешь, и поменьше пытайся понять. Все, и боги в том числе, при рождении на Земле наделяются мозгом одного образца, а он не всегда способен переварить то, что ты на самом деле знаешь.
Всю обратную дорогу Лена с Ирой почти ни о чем не говорили. Когда проезжали Мамайку, Ира позвонила Женечке:
— Жень, ты сейчас дома?
— Да, Ир.
— Можно я к тебе загляну?
— Судя по звуку, ты уже где-то едешь?
— Абсолютно верно.
— Отправляйся домой. Я сам к тебе зайду, ладно?
— Как скажешь.
Когда Ира поднялась к себе в квартиру, Женечка уже сидел на кухне за накрытым столом.
— Госпожа Палладина, Вы дали мне ключи от своей квартиры и поэтому я здесь.
— Спасибо за пояснения, но я и сама догадалась.
— А что ж тогда вздрагиваешь от неожиданности?
— Так не сразу ведь!
— Что, «не сразу ведь»?
— Догадалась не сразу.
— А-а-а… — Женечка как всегда был ироничен.
— Ага, — поддержала его настроение Ира.
— Как я вижу, ты не вняла моему совету отдаться сегодня живописи?
— Ты правильно видишь — не вняла. И, знаешь, ничуть об этом не жалею.
— Ира, я уже давным-давно разучился бояться чего-либо, но с тех пор, как потерял контроль над тобой, ты абсолютно всем пугаешь меня до холодного пота, до нервных судорог.
— Людям свойственно бояться, точнее, опасаться неизвестности. Вот я, например, до недавнего времени более всего опасалась тебя.
— Я больше не являюсь для тебя загадкой?
— Отчего же? Просто теперь для меня гораздо большая загадка я сама. Тебя я по-прежнему опасаюсь, а вот себя — по-настоящему боюсь.
Ира приняла решение: рассказать Женечке про дом Радного, а потом раскрыться, чтобы он сам увидел все про Гиалу. Она понятия не имела, как это сделать, но не сомневалась, что у нее получится.
— Я сегодня ездила на дачу Радного. Дом пел для меня. Потом приползла черная гадюка и повела меня вглубь сада. Там я нашла вот это, — Ира протянула Женечке скол коричневато-зеленоватого камня.
Женечка весь напрягся:
— Выбрось, — очень тихо сказал он.
— Жень, не выброшу. Гадюка указала на него, недвусмысленно указала и уползла только после того как я забрала его.
— С каких это пор ты полюбила змей? Насколько я помню, ты всегда боялась их панически.
— Я и сейчас их панически боюсь… но, видимо, не всех.
Ира отнесла камень в комнату. Отнесла не для того, чтобы просто отнести. Предпринятый ею намедни поворот на 180 градусов, с одной стороны вроде как и оставил ее в исходном положении по отношению к тому, от чего она хотела уйти, но с другой… Именно благодаря этому повороту Женечка потерял над ней тотальный контроль. Теперь Ира собиралась проделать по сути то же самое, но в обратном направлении. Она понятия не имела, что именно нужно делать, но отчего-то не сомневалась в успехе.
Когда Ира вернулась, Женечка поменялся в лице не сразу, но сразу очень сильно. Как только пик был достигнут, Ира заговорила:
— В начале XX века ты жил здесь и тебя называли Зед?
Женечка молча кивнул. Ира ожидала перемену в нем, перемену сильную, но не такую… по тональности не такую.
— Как она нашла тебя? Я чувствовал, что она захочет тебя найти, но не верил, честно говоря, что у нее получится.
— Она послала за мной.
— Гиала…
Сознание Женечки растворилось в немыслимых дебрях. Ира с интересом наблюдала за ним. Тоска… Вселенская тоска плыла в его глазах. Ира не предполагала, что он способен на это. Она привыкла воспринимать его блистательно-роскошной, изысканно-безупречной вечно холодной бесконечностью. Эмоции и чувства били ключом, но не из него, а где-то рядом с ним, вокруг. Он излучал их, оставаясь внутренне безмолвным. И вдруг — тоска. Тоска изнутри, из самой глубины. Ира встала у Женечки за спиной и положила свои руки ему на плечи. Он откинул голову, прильнув затылком к ее телу. Глаза смотрели вверх и наполнялись слезами.
— Ты любишь ее? — тихо спросила Ира.
— Да, — также тихо ответил он.
— Зачем же тогда ушел?
— Потому что люблю…
Его лицо менялось каждый миг, становясь то молодым, то старым. Казалось, само время вдруг пустилось в пляс движением Броуна. Ира не перебивала. Прошло минут двадцать, прежде чем он заговорил снова.
— Спасибо, Ир, садись. Я расскажу тебе про Гиалу.