Прогулка по лезвию горизонта

– Чистоту соблюдай, пока меня нет! Друзей не води и маму предупреди где ты находишься! – наставлял я уже готового выбежать из палаты парня. – Деньги есть у тебя?

Он задержался, и я отдал ему всю наличность.

– Постарайся вести себя как взрослый, когда меня нет, – напоследок сказал я. – Будь ответственным!

Рома вдруг снова остановился в дверях и обернувшись произнес:

– И ты тоже, пап! – он поколебался, но потом добавил. – И пить придется бросить!

Я скривился, но молча кивнул. Мне было стыдно, но я сейчас понял, что действительно больше не выпью ни одной рюмки.

За Романом захлопнулась дверь и я, сделав глубокий выдох расслабился, вытянувшись в своей кровати.

Меня выписали через пять дней после визита сына. И дальше были еще девять дней, которые я провел вместе с ним. Я до сих пор вспоминаю это время как одно из лучших в моей жизни.

У меня в душе и воспаленном сознании поселилось спокойствие и гармония с окружающей средой. Я стал воспринимать все так как оно происходит, не надрывая себя в бесполезном желании что-то изменить. И ни что не могло поколебать тот баланс, с жизнью который я поймал – ни визиты следователя и бесконечные вызовы в полицию ни довольно частые попытки, выздоровевшего гораздо раньше, чем я соседа Антохи вновь вернуть меня на пьяную дорожку. Он первое время часто заходил и единственное от чего я не мог отказаться – это дать ему денег взаймы.

Один единственный раз мне позвонила Наталья чтобы убедиться, что Ромка у меня.

– Этот негодник у тебя? – спросила она и я не услышал металлических ноток в ее голосе.

Может это был хороший знак?

Мы с сыном жили размеренно и мирно, но в то же время насыщая наше совместное существование какой-то активностью. Инициатором чаще всего был я. Мне очень хотелось наверстать то что я упустил в отношениях с собственным ребенком и кроме того ржавым гвоздем в груди сидело понимание того, что он уезжает и мы снова надолго расстанемся. Поэтому были и кафе, и кино и прогулки по парку и даже катание на роликах по площади. Я делал это впервые и сильно смущал сына, компрометируя его перед сверстниками своей неуклюжестью, но в конце концов у меня что-то получилось, и я даже заслужил первый раз в жизни похвалу от сына, состоявшую из одной единственной фразы:

– Ты молодец, пап! Почти круто катаешься! – и поднятый вверх большой палец. Мне этого вполне хватило, чтобы кривая моей самооценки резко пошла вверх.

Однажды мне даже удалось уговорить его сходить в театр. Правда мы ушли после антракта, так как ему – хотя, чего скрывать и мне тоже – стало скучно наблюдать за тем как актеры исполняют какую-то нудную классическую пьесу.

А вечерами мы долго не засыпали, лежа он на диване, а я на раскладушке в моей арендованной однокомнатной квартире. Мы говорили на разные темы: о школе, политике, Интернете и даже о девушках, но ни разу не была поднята тема его любви и решения поехать вслед за своей пассией. Я давно понял, что это решение окончательное и не видел смысла мучить ни себя ни его. Наверное, в эти дни я разглядел в своем сыне взрослого человека. Впрочем, и Рома ничего не спрашивал меня о моей жизни за эти месяцы, которые я провел вне дома, очевидно также оставляя за мной право на личный выбор и не упрекая меня ни в чем. Может я действительно не так уж был виноват перед своей семьей?

Но потом наступил тот день, когда я отвез его в аэропорт на своем желтом кэбе с шашечками. Он все сделал сам – зарегистрировался на рейс и сдал свой не тяжелый чемодан. Я только сопровождал его постоянно стремясь где-то помочь. Но скоро увидел, что Рома в этой помощи не нуждается. Он был вполне самостоятельным.

– Ну будь же мужиком, Отец! – сказал он мне перед тем как скрыться в дверях зоны вылета. – Чего ты нюни распустил? На осенних каникулах приеду. Ждите!

Он ушел, а я, глотая слезы кинулся на второй этаж и подбежал к большому панорамному окну, из которого было видно весь аэродром и взлетно-посадочные полосы. Я знал, что на Новосибирский рейс посадка будет через автобус, а не по телескопическому трапу и надеялся увидеть, как Рома будет садится в самолет.

Подойдя к массивному окну, я сразу вспомнил что именно здесь я стоял тогда осенью с Тейей и мы смотрели как взлетают и садятся самолеты. Под сердцем от этого воспоминания еще больше защемило, и я прижался лбом к стеклу, роняя соленые капли на затоптанный многочисленными пассажирами пол.

Сына я действительно увидел. Его высокая фигура с курчавой головой уверенно двигалась по направлению к готовой отправится в небеса сине-белой железной птице. Он держал в левой руке маленькую кожаную сумочку с документами, а за правую руку его держала высокая и стройная женщина с длинными белыми волосами. Но Рома казалось совсем не замечал рядом с собой кого-либо. Он смотрел прямо, задрав подбородок вверх и предвкушая радость и восторг полета.

– Позаботься о нем, Тейя! – прошептал я и провел двумя ладонями по пыльному стеклу.

Они скрылись в недрах авиалайнера.

Я утер слезы платком.

– Он улетел? – спросил кто-то позади меня.