Два месяца после того как я съехал с квартиры Лены я просто пил. Почти беспробудно. Единственное что оправдывает мое поведение в то время – это то, что я не разу не прогулял работу. Я добросовестно возил людей и днем, и ночью, но только заканчивалась смена, как я бежал в магазин.
Я практически перестал готовить еду, ограничиваясь простенькими закусками в виде колбасы, хлеба и сосисок и уже в скором времени наверняка должен был ощутить проблемы с желудком. К тому же я перестал следить за собой и зачастую выходил на работу с щетиной и в мятой рубашке. Несколько раз были случаи, когда клиенты, уловив мой перегар отказывались от поездки, но в приложении оставить жалобу, наверное, просто забывали так что я сохранил работу и даже отделался без замечаний. Но сигнал был нехороший и мне пришлось хорошо разбираться в средствах по нейтрализации запаха. Короче говоря, лавровый лист и мятная жвачка стали моими обычными атрибутами.
В доме где я теперь жил у меня появился сосед и собутыльник – сварщик Антоха, который был младше меня лет на пять, отличался высоким ростом и щуплым телосложением, а также нездоровым цветом лица. В свои тридцать с небольшим он был уже состоявшимся алкоголиком и не имел ни семьи не детей. Водка – была главным смыслом его существования.
Таким образом одиночным пьянкам настал конец, но и качество напитков, которые я стал употреблять изменилось в худшую сторону. Коньяк стал редкостью, а водка преобладала в нашем с приятелем рационе. Казалось бы, это обстоятельство должно было способствовать экономии моего бюджета, но не тут-то было! Появление единомышленника привело к многократному увеличению количества выпитого, что компенсировало экономию на цене.
Мы выпивали и у него в квартире, что была на два этажа ниже и у меня – когда как получится. Однако еще одной позитивной особенностью нашего совместного времяпровождения было то, что мы совсем не шумели, будучи пьяными. Не пели песен, не спорили громко, не дрались. Мы спокойно беседовали на культурные и политические темы и иногда ходили за добавкой. Словом, досуг наш не доставлял дискомфорта окружающим и только взаимные жалобы на судьбу, которыми всегда заканчивалось застолье приводили иногда к нецензурной брани и рыданиям. Но чаще мы просто тихонько расходились по своим квартирам и валились спать.
***
Однажды, в один из теплых июньских вечеров мы с Антоном вышли, слегка пошатываясь на улицу, с целью сходить и приобрести еще бутылочку. Но по какой-то причине время было рассчитано неправильно и недавно наступившие десять часов вечера ставили крест на нашем желании немного добрать. Отчаяние, которое почти охватило меня сменилось надеждой, когда мой друг Антон заявил, что знает одно местечко где торгуют и после десяти.
Пройдя недолго по темной улице, мы спустились в подземный переход. В нем было пусто. Светились замызганные витрины нескольких ларьков, но в большинстве все было закрыто. В один из таких запертых окошек и стал стучаться Антон. Я же в нетерпеливом ожидании решил прогуляться по бетонному коридору, протянувшемуся под оживленной трассой. Пройдя вперед метров пятьдесят я вдруг в изумлении и нерешительности остановился как вкопанный.
Недалеко от противоположного выхода из перехода сидело трое нищих-попрошаек. Это был безногий старик на маленькой приземистой каталке, пожилая цыганка и молодая девушка на инвалидном кресле. Они располагались вряд вдоль стены и в руках у них были коричневые обрывки картона очевидно с жалостливыми надписями.
– Тейя! – дико заорал я так что звук многократно отразился от стен глухим и мрачным эхо. Я уже со всех ног бежал вперед. – Тейя, неужели это ты? – я наклонился, обнял ее за плечи и крепко прижал к себе, даже слегка приподнимая ее с кресла. Девушка застонала и протянула тонким голоском:
– Больно, Паша! Не поднимай меня!
Я моментально выпрямился и уставился на нее бешенным взглядом.
– Прости, Солнышко! Я не буду! Ну… Как ты? Как дела? – тупо поинтересовался я, но потом замахал руками. – Прости! Я Кретин! Конченый! Я так рад, что нашел тебя!
Моя обожаемая блондинка смотрела на меня так как будто не была удивлена моим появлением. В то же время в глазах ее поверх глубокой печали светилась наивная и искренняя радость.
«Нужна операция. Помогите, ради Бога!» – было написано на бумажном обрывке, что упал теперь на ее колени. У ног ее стояла железная тарелка с мелочью и двумя пятидесятирублевыми купюрами.
Выглядела она совсем как тогда в осеннем лесу. Густые и прямые белоснежные волосы спадали длинными прядями на спину. Лицо открытое и чистое. Огромные голубые глаза широко распахнуты и лучатся радостью. Только одета она была точно также как в тот злополучный день, когда они катались по ночным проселкам на джипе директора стройки. Боже, как давно это было! Одежда ее обтрепалась и выглядела непрезентабельно. Осенние туфли и теплая кофточка к тому же явно не соответствовали сезону. Скорее всего Тейя не имела возможности сменить одежду после того как ее выписали из больницы.