Прогулка по Дальнему Востоку

Преследуемые Минамотами Таиры вынуждены были искать спасения на своих кораблях. Кораблей было около пятисот. Минамоты бросились за ними в погоню с флотом в семьсот парусов. Завязалось жестокое морское сражение, не хуже Акциума или Лепанто. Иошицне показал чудеса храбрости. Однако, один из его противников, Таир по имени Иорицне (оба имени близки по созвучью), напал на него с такой яростью, что Иошицне в первый раз в жизни должен был искать спасения в бегстве и прыгнуть, как говорит предание, через семь кораблей, стоявших борт о борт.

В конечном итоге Таиры были разбиты. С ними вместе на одном из судов находился император, тот самый пасынок Киомори, о котором была уже речь. Этот семилетний император, видя плачевный исход сражения, бросился в море, не колеблясь ни минуты, а его двор последовал за ним. Все погибли.

В довершение несчастья, император похоронил вместе с собой в пучине священную саблю, которую некогда нашел в хвосте дракона один из его предков. Так и покоится она до сих пор в глубине вод пролива, вместе с остальными знаками священной власти, унаследованной от самой Аматерас, — с волшебным зеркалом и символическим бобом, бобом мифологической философии Кореи.

Покончив с Таирами, грозный Иоритомо забрал всю власть в свои руки и положил начало шогунату, то есть абсолютной власти правителя дворца, власти наследственной, соединенной, кроме того, с высшим командованием всеми военными силами Японии. Мир, последовавший за этим, длился не слишком долго, — всего одиннадцать лет. Как только умер Иоритомо, все его дело рухнуло, как рухнуло в свое время дело Киомори, едва он закрыл глаза; снова настало время анархии. Но шогунат удержался, и уничтожен был лишь на семьсот лет позже.

Эти гражданские войны Японии XII века близко напоминают все феодальные войны Европы. А XII век в Японии может быть сравниваем с нашими XIV, XV и XVI.

* * *

В XII веке власть микадо уничтожена окончательно. Когда в то же приблизительно время, около 1248-го года, китайские татары, манчжуры, вторглись в Японию под предводительством Кубилай-хана, того самого, о котором упоминает Марко Поло, одни лишь шогуны оказали им сопротивление и тем спасли родину. У микадо не осталось и призрака власти.

И только в лабиринте бесчисленных зал дворца в Киото продолжало жить идолоподобное существо, почти всегда очень юное и всегда окруженное тысячами почестей. Но по прошествии нескольких лет случалось, что этому существу предписывалось внезапно исчезнуть. Тогда оно исчезало, не пробуя даже сопротивляться, и на его место водворялось другое. Вот что сталось с микадо, сынами солнечной богини!

В противоположность им, шогуны пользуются неограниченной властью, только для вида, по собственному желанию, подчиняясь императорам. Порою, однако, абсолютная власть ускользает из их рук. Так, например, в XVI веке достаточно было гения одного человека, чтобы прежнее положение микадо было восстановлено как по волшебству. В 1320 или 1330 году некто Масасинье (в японской истории это имя, которое нужно запомнить), простой самурай, проникся внезапной нежностью к своим подлинным владыкам — «микадо» — и объявил войну шогунам того времени. Он выиграл несколько грандиозных сражений, посредством военных хитростей, весьма напоминающих уловки нашего дю Гесклена, когда он делал вид, что обращается в бегство, с целью увлечь врага к преследованию. Когда последнее удавалось, то Масасинье, подобно Гесклену, внезапно оборачивался и опрокидывал потерявшие строй массы неприятеля.

Ничто не ново под луной, и прием Масасинье и дю Гесклена повторен не так давно на Марне…

В продолжение двадцати лет Масасинье держал под угрозой власти существование шогунов и едва не вернул микадо их прежнее всемогущество. Если в конце концов это ему не удалось, и сам он погиб в сражении при Минатогава, — то только оттого, что повиновался приказанию микадо, которого он из ничтожества сделал подлинным князем и который кончил тем, что стал завистливым и рискнул противопоставить свою тактику вновь испеченного князя тактике поседевшего в боях генерала.

Масасинье вынужден был дать сражение в самых неблагоприятных условиях. Он повиновался, как стоик, получил одиннадцать ран и, когда убедился, что все потеряно, спокойно отступил на вершину небольшого холма вместе с двадцатью из храбрейших соратников. С выражением исключительной почтительности враги предложили ему сдаться на самых почетных условиях. На эту галантность он ответил не менее галантно, а затем, отказавшись капитулировать, вскрыл себе живот, равно как и все его соратники. В Японии XIV века не принято было сдаваться. Впрочем, так же, как и в Японии XX века, — вспомните только войну 1904 года.

Именно в эту эпоху, — я хочу сказать, в XIV веке, — в эпоху стольких войн и блестящих сражений, сложился японский рыцарский кодекс «Бушидо». «Бушидо» весьма напоминает наши кодексы времен феодализма, но с примесью чего-то еще более твердого, решительного, безотносительного и в то же время более культурного.