Женщина замолчала, беспомощно разведя руками. Она вглядывалась в стоявшего перед ней молодого, красивого мужчину. Она бы тоже полюбила такого. Есть в нем что-то притягивающее, заставляющее забывать обо всем. Потом перевела взгляд на Валю. Та сидела, глядя куда-то вдаль, щеки ее пылали. Наверняка они были близки. Современная молодежь менее щепетильно относится к таким вещам. Впрочем, Степанида еще сама не забыла о том, как теряются доводы рассудка в порыве страсти, каким сюрпризом стала ее беременность для родителей, не ожидавших от нее такого легкомыслия. Господи, да что же она сверлит глазами его? Словно провинившийся мальчишка стоит он перед ней. И какое право она имеет углубляться в давно минувшее прошлое? Получилось, что он должен оправдываться, пытаться разобраться в том, чего и сам, может, не понимает.
— Ладно, Вадим. Примем все так, как есть. Если решение обоюдное, я противиться ему не стану. Одно условие — хочу перейти на «ты» и никогда не слышать в свой адрес слова «теща». Принимается?
— С удовольствием, — улыбнулся Вадим. — А как к вам обращаться?
— Имя мое ты знаешь, а мама у каждого одна, если ты об этом. Живите счастливо, дети мои. Пусть обходит вас беда стороной. Гладкой дороги не бывает, но главное, выдержать любые испытания.
Вино было выпито, обмен взглядами состоялся. Глаза говорили больше любых слов. Степанида закусила губу и вдруг, словно вспомнив что-то, встала из-за стола. Вышла в соседнюю комнату и вернулась со старинной иконой в руках. Валя знала, что висела она раньше в комнате бабушки и дедушки. Маме она была очень дорога. Она жестом попросила сидящих подойти к ней. Вадим и Валя стали напротив. На них внимательно смотрели глаза Божьей Матери с иконы. Под этим мягким и одновременно строгим взглядом Вадим почувствовал, как сбивается его дыхание. Он быстро посмотрел на Валю и понял, что она волнуется не меньше.
— Хоть вас благословлю, дети, — тихо сказала Степанида. Перекрестила их и поняла, что вот-вот заплачет. — Хотела, чтобы и меня отец с матерью благословили, да, видно, не судьба. И у Валюши я одна. Наверное, она рассказывала о себе немного. Отец уехал, не зная, что она должна появиться на свет. Я и сама не знала. Ждала его всегда и сейчас бы приняла без упреков. Только спросила бы: почему так долго не возвращался?
Степанида замолчала. Еще раз перекрестила молодых и унесла икону. Потом вернулась и пригласила их снова к столу. Вадиму захотелось курить. Он извинился и вышел во двор. Ему казалось, что в последний раз он делал это так давно, что от нетерпения все никак не мог прикурить сигарету. Как только он вышел, Валя подошла и прижалась к матери. Девушку переполняла благодарность за то, что именно так приняла та ее выбор. Она всегда была ей близкой подругой, не каждая дочь скажет такое о матери. Степанида гладила ее спину, не заметив, как слезы полились из поблекших серых глаз. В них была радость за Валюшу. Была грусть оттого, что собственная жизнь превратилась в долгий день ожидания. Некого винить. Она сама решила, что так должно быть. Никого не принимало сердце, словно приворожил ее Сергей Нестеров своими зелеными глазами. Ведьминские, говорят. Они видели ее молодой, красивой, влюбленной, горевшей желанием. Что ж они льются, эти слезы? Пожалела себя все-таки. Не нужно. Праздник ведь какой — дочка нашла свое счастье. Того и гляди, внуков родит, вот будет радость. Заполнятся ее одинокие вечера. Ведь станет она приезжать сюда подышать с ребятней чистым воздухом, попить парного молочка со свежим медом. Степанида немного отстранилась от дочки и, утирая глаза, сказала:
— Что за чепуха получается: слезы сами бегут, шальные.
— Я все понимаю, мамочка. Ты ведь не из тех, кто может, завидуя счастью, строить препоны. А ведь бывает и такое.
— О чем ты говоришь, дочка?
— Представь себе, у меня в группе училась девочка, которая собиралась замуж уже в третий раз. Первые два расстроила ее мать. Та сама прожила долго без мужа, двоих детей подняла. Ее философия сводилась к тому, что раз она не познала счастья, то и дочке это совсем не обязательно. Она ненавидела появлявшихся поклонников дочери, всячески мешала продолжению романов. Так что, в конце концов, девушке пришлось тайно расписаться и переехать к мужу.
— Господи, да разве родная мать способна на такое? Препятствовать счастью своего ребенка, это ж грех какой! — Степанида Михайловна покачала головой.
— Я не придумываю. Спасибо, что ты у меня такая замечательная. Знаешь, Вадим — очень своеобразный человек, но, кажется, ты смогла пробраться в его душу. Он так на тебя смотрел, словно видел перед собой не земную женщину, а божество.
— Пусть он лучше на тебя так смотрит, — усмехнулась Степанида. — Давай уберем со стола и приготовим чай. Я дождаться не могу, когда мы приступим к торту.