Прогрессоры

— Я шагу не сделаю за Нуллу-Львёнком, — сказал Шуху. Он присел рядом с мёртвым Нельгу, закрыл ему глаза, и попытался уложить поудобнее. — Хоть этого гада послал Лев Львов, хоть Творец там, Владыка гуо, командир ангелов — мне наплевать. Пусть Нуллу язычники на куски рвут — я не то, чтоб спасать кидаться, я его даже не приколю из жалости, чтоб я сгорел…

— И я, — подал голос Дориту. — Ждали Львёнка, чтобы в бой повёл — а пришёл крашеный индюк, притащил с собой свою псарню… За что велел казнить Налису? Приказ Льва Львов — или его дурной взбрык? Не боец, а палач… А других парней? А за что Нельгу убили, гады?

— Вот что я думаю, — сказал Хенту негромко. — На Нуллу-Львёнке мир клином не сошёлся. Есть Анну-Львёнок. Мы ему присягали — и этого слова ещё никто не отменял.

— А на что я один Львёнку Анну? — Шуху злобно усмехнулся. — Нуллу собирается в поход завтра — Творец в помощь. Не пойдёт завтра. Будет выяснять и рассусоливать — да и верблюды полудохлые у половины армии. Ему и в голову не ударило позаботиться — он тут измену искореняет, великий воин… Ну так и пусть себе. Я возьму своих людей. Мы уйдём, когда все угомонятся — и верблюдов мои волчата сами выберут. Тех, что получше.

— Моим оставьте, — усмехнулся Винору. — У меня теперь сотня Хенту. Я тоже Аязёт помню. И Тиджан…

— А я, — сказал Дориту, — скажу своим и скажу людям Нельгу. Скажу, что поганые столичные псы убили Нельгу ни за что, ни про что, между прочим, только потому, что он хотел всех помирить… Я всё скажу, как есть. Знаешь, Хенту, если Анну-Львёнок решит вломить Нуллу между глаз — я с ним.

— Ты не забудь, с Анну — Пятый и Маленький, — сказал Хенту, заставив себя улыбнуться. — Два Львёнка Льва — против одного, который — урод в Прайде…

— А какая разница? — сказал Шуху. — С нами будет около пятисот волков, если всё выйдет хорошо, если все пойдут и если все дойдут. Тут останутся все прочие… Но… навоюют они Нуллу, помяните моё слово.

— А с этими что делать? — Винору кивнул на неподвижных чангранцев.

— Пусть молчат. Совсем, — сказал Шуху и задул коптящий фитиль светильни. — Поторопитесь, братья.

Запись № 147-02; Нги-Унг-Лян, Лянчин, пустыня близ гор Лосми

Верблюды мне нравятся больше, чем лошади. Такие они шершавые, мохнатые, спокойные ребята — ложатся по команде, послушно, хоть и неторопливо, встают, меня укусить не пытаются, вид имеют изрядно надменный, но снисходительный.

А может, просто у верблюдов нынче сезон не агрессивный.

Верблюды идут ровно и мерно, быстрее, чем я думал — упругим таким, плавным шагом. Не отвлекаются и не пытаются грызться между собой, как жеребцы. И видно с верблюда гораздо дальше. Видна — пустыня.

Мы прошли Чойгурский тракт, не заходя в Чойгур, чтобы не терять времени на стычку, которая непременно бы там произошла, оставили его белые мраморные стены за флагом — и направились караванной тропой к горам Лосми.

Горная цепь Лосми, если верить картам — этакий молниеобразный зигзаг, уходит на юго-восток. Она всё время в поле зрения — то приближаемся, то удаляемся, но на горизонте всё время маячат выветренные вершины, сизые, красноватые, бледно-бурые… Валуны причудливых форм — напоминающие то грибы, изъеденные насекомыми, то какие-то фантастические деревья, то ворота, то башни в духе Гауди — оживляют собой, если можно так сказать про бездушный камень, бесконечную равнину перед горами: выгоревший песок, сухая белёсая каменистая почва, снова песок…

Тут почти ничего не растёт. Только русло давным-давно исчезнувшей реки затянуто, как паутиной из тонких чёрных верёвок или колючей проволоки, странным местным растением. По весне оно даже цветёт: на гибких его усах или жгутах, усеянных колючками — бледно-лиловые мотыльки цветков, нежные и невесомые, с завитыми усиками тычинок. Раскрываются цветки на рассвете, пока ещё прохладно — и закрываются к белокалильному полудню, пряча розоватые крылышки в восковые бурые капсулы чашелистиков. Я почему-то вспоминаю розовую акацию в Тай-Е.

— Там, под верёвочником, вода есть, — говорит Анну, глядя на Юу. — Только глубоко. Корни у него — ты не представляешь, Ар… — и осекается.

— Он вернётся, — говорит Юу. — Если бы его хотели убить, убили бы на месте.

Кажется, Анну это не убеждает. Он не отвечает. Он угрюмо молчит и смотрит вперёд злыми сухими глазами. Я думаю, что синие стражи совершенно напрасно сделали то, что сделали: у Анну желание убивать на лице написано. Дин-Ли тоже опечален: он полагает, что в его задачу входила охрана жизни Господина Ча, и что задачу эту он не выполнил.

Элсу нехорошо. Ему слишком жарко — и его мучает жажда; я снова вижу на его щёках красные пятна лихорадки. Ломаю для него капсулу стимулятора — не хватало ещё, чтобы Маленький Львёнок свалился посреди безводных земель. У Кору — отчаянный вид: она не знает, чем своему командиру помочь — от этого страшно горюет. Элсу улыбается ей через силу потрескавшимися губами. Кору поит его из своей фляги, хоть он и пытается протестовать.