— Только волю, — отвечает Ар-Нель. — Вот, видите ли, милейший Господин Л-Та, эти отважные люди, решившие идти на смерть, уже подавлены мыслями о потустороннем возмездии. А ведь они шли в бой за своего бога — как он может карать их за боевые раны?
— Как ты это хорошо сказал, — говорит Анну. Возвысив голос, обращается к своим людям. — Вы — не грешники! Вы — праведники! Вы божье дело делаете, вы за справедливость, против вранья, подлости, предательства! Не сметь раскисать!
Лянчинцы выпрямляются в сёдлах.
Мы минуем деревню — и нас провожают взглядами, полными облегчения.
— Прайд не любим плебсом, — замечает Ар-Нель.
— Зачем Прайду любовь плебса? — фыркает Эткуру. — Зачем пастушьим псам и самому пастуху любовь овец? Кто вообще их спрашивает? От них требуются шкуры, сыр и мясо — и всё!
У Ри-Ё вспыхивают щёки. Он бросает из-под ресниц довольно-таки враждебный взгляд на старшего Львёнка — и поспешно отворачивается, чтобы не наговорить резкостей аристократам. Придерживает жеребца, хочет быть ближе ко мне, чем к южанам.
— Плебс — не скот, — говорит Ар-Нель. — Во всяком случае, не овцы. А доверие буйволов или жеребцов их хозяевам весьма желательно — если они не хотят быть убитыми копытом или пропоротыми рогами.
Эткуру вздёргивает подбородок.
— Ча, эти земли принадлежат Прайду. Прайд приходит, куда хочет, и получает, что хочет. Семья Львов — вот чей Юг! Лев одним ударом ломает буйволу хребет!
Ар-Нель пожимает плечами.
— Да. Когда лев один и буйвол один.
Ри-Ё бросает на него быстрый признательный взгляд. Анну хмуро молчит, думает о чём-то. Когда он глубоко задумывается, у него появляется морщинка там, где ни у кого нет — вертикальная морщинка на подбородке слева. Элсу и Кору едут впереди и не участвуют в разговоре, а вот девочки-воины, похоже, прислушиваются. Им неспокойно — но кто был бы спокоен на их месте!
Мы едем между вспаханных полей. Они ещё совершенно черны — трава обрамляет их яркой зеленью.
Работают люди, и с ними — небольшие, красно-рыжие буйволы местной породы. Рога у них — как гнутые клинки, попасть на такие — мало не покажется, но морды мирные и усталые. Буйволы тянут плуги с привычным терпением, их хозяева при виде нашего отряда кланяются земно; Эткуру бросает на Ар-Неля победительный взгляд:
— Буйволы! Ты сказал — буйволы! Вот что могут буйволы — пахать!
— Да, — отвечает Ар-Нель кротко. — Обрезанные.
Юу смеётся, Ри-Ё улыбается и смотрит на меня, приглашая посмеяться тоже — у него совершенно удовлетворённый вид. Усмехается даже Анну.
— Ча спорит, как гуо, — говорит Эткуру возмущённо.
— Ча спорит, как северянин, брат, — возражает Анну. — Ничего не упускает. Будь я Лев Львов — сделал бы Ча советником.
— Ах, дорогой друг, — улыбается Ар-Нель, — как ты мне польстил! Я думал — любимой рабыней…
— Одно другому и не мешает, — язвит Юу.
— Не в Лянчине, — отзывается Ар-Нель. — Взгляните-ка вокруг, Уважаемый Господин Юу. С тех пор, как мы пересекли границу, вы всё время видите вокруг множество южан, имеющих право голоса, не так ли? Среди них — дамы?
— Это шутка? — хмыкает Юу.
— Нет. Я тоже их не вижу. Мне представляется, — продолжает Ар-Нель задумчиво, — что бойцы нашего эскорта — единственные свободные дамы на территории Лянчина.
— Это не надолго, — тихо говорит Анну, и все смолкают, глядя на дорогу.
Я наблюдаю.
Я думал, что нам придётся добираться до Чанграна с боями или, во всяком случае, в обстановке крайнего неприятия. С неприятием всё хорошо — но, похоже, к девушкам-бойцам оно не имеет отношения. Здесь просто активно не любят представителей Прайда. И боятся. Крестьянам всё равно, женщины волки или мужчины — и те, и другие воспринимаются как опасность и зло.
Барские выверты?
Впрочем, мы ещё ни с кем не вступали в плотный контакт. А Лянчин выглядит местом довольно-таки негостеприимным. Мы проезжаем явно нищий хуторок — и тут хатёнки-мазанки окружены деревянными частоколами: и последний бедолага старается отгородиться от мира, как может. Не смотри на меня. Не тронь меня. Оставь меня в покое, чужой!
Самые чужие — Прайд.
Мы едем вдоль канала, явно искусственного, прямого, как стрела, поросшего по берегам кустарником с красно-фиолетовыми ветвями и серебристым пухом цветов. Элсу рассказывает, что во времена объединения Лянчина Первый Лев Львов, Линору-Завоеватель, обязал провинции обеспечить себя водой — и каналы копали от гор Лосми, от немногих ледниковых рек. Тяжёлая повинность, отобравшая много сил, сперва навлекла на голову Линору-Завоевателя общие проклятия, но потомки проклинавших — благословили: засухи стали куда как менее опустошающи.
Современные жители Лянчина, впрочем, не кидаются благословлять потомков Линору-Завоевателя, несмотря на каналы, проложенные мощёные дороги и храмы. По крайней мере, у меня не создалось такого впечатления.