— Например, вы могли бы запутать, уничтожить документацию… Так, чтобы никто, кроме вас, не мог бы создать даже опытных образцов такого оружия. Ваш выбор?..
— Наверное, я дал бы такое оружие своей родине…
— В данном случае вы имеете в виду эсэсэсэр или Российскую империю? Это совершенно разные государства.
— Я живу в эсэсэсэр… Но я дал бы такое оружие и любому государству, гражданином которого был бы. И любой другой дал бы. Это ведь патриотический долг… Если я бы не дал своему государству, такое оружие раньше появится у врагов, и это даст им преимущества.
— Вы дали бы такое оружие независимо от последствий? Даже зная, к чему это приведет?
Петя громко проглотил слюну.
— Хотите видеть последствия своего решения?
Петя молчал. Бадмаев пожал плечами.
— Давайте посмотрим… — тихо вмешался Казанцев. До сих пор они с Федей сидели и молчали как убитые. Даже чай Федя прихлебывал тихо.
Бадмаев махнул рукой, и вдруг у соседней стены словно бы сгустился воздух. Появилось что-то плотное, оно сложилось в ясно видные цветные изображения. Как в кинематографе? Нет… В кино все черно-белое и плоское, а тут были цветные, трехмерные образы.
Стали видны ряды окопов: колючая проволока в три ряда, пулеметные гнезда, артиллерийские орудия, аккуратно заглубленные в грунт. Аккуратность чувствовалась даже в том, какие геометрически правильные углы образовывали траншеи. Видно было, что этот участок обороны давно укрепили и обжили.
Петя видел множество людей в форме германской армии, в касках. Эти люди замерли в окопах, положили винтовки на бруствер, напряженно стояли возле орудий. Пулеметчики застыли за чугунными щитками, вторые номера держали в руках ленты.
Грохот артиллерийского залпа… Скорее — многих залпов. Здесь он звучал не оглушительно, потому что до пушек…
— Как думаете, Петр Исаакович, с какого расстояния ведется огонь?
— Судя по звукам, это крупный калибр… семьдесят шесть миллиметров или даже сто семь… Видимо, предельная дистанция, навесной огонь, километров с восьми… с десяти…
— Думаю, вы не далеки от истины. Итак, огонь ведется не из траншейных пушек, причем с расстояния, доступного только для крупнокалиберной артиллерии. Так?
Петя не успел ответить: возле траншей и в траншеях с треском начали рваться снаряды. При разрыве вспыхивал огонь: маленький, мгновенный, опадающий. На его месте образовывался плотный клубящийся шар серо-зеленого цвета, в полтора роста человека; этот шар расплывался, терял четкие очертания, расползался, как бы затекая в складки местности. Солдаты, на которых «затекло», вдруг начинали судорожно подпрыгивать и дергаться, падали, хватаясь за горло. Жуткие крики — век бы не слышать такого, — сразу переходили в сдавленный кашель, стоны, хрип. Петя не успевал понять, что кричат, он только видел, как началось бегство… Было что-то жуткое, нечеловеческое в этом неудержимом бегстве обстрелянных солдат, только что деловито изготовившихся отражать атаку. Но не успел уйти почти никто. Один из первых побежавших судорожно, дико бился, перекатываясь, дергая конечностями. Не было ничего человеческого, ничего осмысленного в этих движениях, подобных бегу петуха с отрубленной головой. Петя завороженно наблюдал за тем, как безмозгло бился этот обреченный человек, пока Бадмаев не произнес:
— А как там на других участках?
Стало видно с высоты в несколько метров… Потом как бы с низко летящего аэроплана… Далеко простиралась эта траншея, уходила за горизонт; за ней простиралась вторая линия траншей, метрах в ста, потом третья… Там тоже падали снаряды, люди панически бежали из всех этих линий траншей. Никто не пытался их останавливать, офицеры неслись вместе с солдатами.
— Вы обратили внимание, Петр Исаакович, что никто не надевает противогазов? Видимо, в германской армии уже хорошо знают, что противогаз не спасет. Ну что, все уже ясно? Или подождем, пока огонь перенесут в глубь линии обороны? По бегущим?
— Не вижу смысла, — тихо, грустно произнес Казанцев. — Это когда и где так?
— Если бы изобретение Сергея Лебедева было представлено начальству… Вероятно, году в пятнадцатом уже началось бы и промышленное производство. Это ведь у нас, как я понимаю, Волынь… Как раз фронт стабилизировался.
— А если бы немцы первыми начали производить такой газ?! — Петя изо всех сил защищал остатки привычного ему понимания жизни.
— Давайте посмотрим.
Петя не успел возразить… Да и что возразишь? Что не хочешь смотреть на эту злую массовую смерть? Так ведь с ним и спорят этой жутью. Причем чувствовал Петя (работала та самая интуиция) — показывают ему правду. Так было бы, представь Лебедев изобретение. Все же хорошо, что так не стало.