«Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!

Остался невероятный бардак после экстренного торможения. Остался Бубих, найденный под рундуком: там все время он и просидел. Еще осталась необходимость идти к начальнику поезда и к машинистам, разбираться — кто и зачем сорвал стоп-кран — и объяснять, что теперь надо продолжать движение.

— Совершенно мы себя раскрыли… — простонал Петя, достойный ученик Васильева. — Кто и не хотел, давно понял — не мирные люди тут едут…

— Ты прав, это самое плохое, товарищ Кац. И знаешь почему? Потому что теперь не одни германцы, теперь и наши «друзья» из НКВД легко могут понять, где мы находимся.

На крыше мира

Петя быстро убедился: «друзья» и правда узнали о них главное. Он узнал об этом из радиограммы, полученной в 10 часов вечера. Это была не простая радиограмма. Настолько непростая, что Петя попросил повторить. Только Васильев молча пожал плечами:

— Мы солдаты. Нам приказали? Исполняем.

Поезд должен был прийти в Читу под утро. Поезд старательно нагонял после вечернего приключения, пыхтел на подъемах, лязгал и грохотал на стыках. Но оказалось — не судьба им комфортно ехать до самой Читы и оттуда машиной — на военный аэродром. Так не получится!

Около 2 часов ночи отряд спрыгивал на совершенно пустую платформу захолустной станции Мозгон. Быстрее, быстрее, поезд стоит две минуты! Дело поворачивалось настолько серьезно, что даже Бубих вел себя прилично. Заспанный парень махал флажками, паровоз неистово свистел, этот свист нехорошо отдавался во всех сопках. Петю колотила дрожь, и не от позднего часа — от холода. Позже ему сказали, что это во всей глубине континента так: стоит упасть за горизонт солнышку, и сразу резко холодает. Петя не был готов к такому — он вырос близ моря.

— Туристы? — спросил дежурный по станции невероятно сонным, сиплым голосом.

— Туристы.

— Сплавляться будете?

— И сплавляться…

— Удачи вам! До свидания!

— До свидания.

— Пристрелить его? — тихо спросил Иван Васильева, как только немного отошли.

Тот помотал головой:

— Только следов нам не хватает.

Машина ждала в полукилометре, она моргнула фарами два раза. Васильев дважды мигнул фонариком в ответ. «Газик». В «газике» — два человека. Вводная простая: после убийства нескольких сотрудников НКВД дан приказ арестовать вероятных преступников сразу по прибытии в Читу. Приказ Глеба Ивановича^{5} — высаживаться здесь, достигнуть аэродрома до прибытия поезда в Читу.

— Сколько до аэродрома?

— Прилично… Километров пятьдесят.

— «Прилично»? Меньше часа езды!

Местный товарищ рассмеялся. Он заверил, что по таким дорогам «приезжие из Москвы» еще не ездили, и если будут на аэродроме через три часа — им повезло.

По крайней мере Петя точно никогда не ездил по таким дорогам… Он даже не мог себе представить, что они вообще существуют. Двигатель надсадно выл почти все время, машина одновременно кренилась и на правый, и на левый борт, и ныряла носом, и задирала задок. Поспать? Но швыряло так, что Петя всю дорогу держался обеими руками, «нараскоряку», и все равно пролетал по железу то боком, то задом, то ногами, то головой.

Под натужный рев мотора, под кряхтения и матерки ползли чуть быстрее пешехода. Только по другую сторону хребта пошел разбитый, отвратительный проселок… Промоина в полметра глубиной занимала всю его середину, ехать надо было одним колесом по одной стороне промоины, другим — по другую. Одно неверное движение — и автомобиль застрянет намертво. Но тут давали километров до тридцати в час. Потом ехали по руслу ручья — в Европе машина давно завязла бы в глине и песке, но сибирский ручей бежал по слежавшемуся, плотному галечнику. Вода с веселым журчанием омывала колеса, камни стучали друг по другу и по машине; по руслу тоже двигались с вполне приличной скоростью.

Еще Пете запомнилось, как они все вместе, кроме Бубиха, вытаскивали машину и толкали ее вверх по склону, на просеку. Машина шла на пониженной скорости, на мультипликаторе, цепляясь каждым колесом. Пять человек изо всех сил толкали ее, и уже на пределе, когда зеленело в глазах, склон сделался более пологим, «газик» перевалил невидимое препятствие… Тогда толкать уже стало не нужно.

Петя привычно говорил: «Мы ехали», «Я ехал», но на самом деле ехал-то всегда шофер, Петю везли. А вот на этой дороге ехали все, кто в машине. Ехали и страшно уставали.

Впрочем, просека вела уже к аэродрому. Гасли звезды, стало еще холоднее.

В раннем немигающем свете плыли вдоль трассы низкие толстые сосны. Петю удивило, какие они низкие — не больше 7–8 метров, намного ниже деревьев и Европы, и Западной Сибири. Он поделился своими наблюдениями с Васильевым, и тот одобрительно кивнул: Васильеву вообще нравилось, когда его спутники что-то замечали и докладывали.

— А разве сосны и все деревья не любят влаги и тепла? А тут сухо и холодно, соснам приходится туго… И вообще, это другой вид сосен, скоро увидишь.