Прогрессоры (Лестница из терновника-3)

Анну страстно рассказывает деревенским жителям о поиске истины и прочих своих идеях. Ар-Нель вполголоса разговаривает с мальчиками, которых отпустил вчера, и их неожиданно многочисленной роднёй. Эткуру в первые мгновения чуть-чуть растерян, но быстро берёт себя в руки и начинает слегка рисоваться:

— И не думайте, — говорит он очарованным мужикам, такой красивый и крутой до невозможности, — Прайд разве враг своим плебеям? Мы всё видели, всё знаем, теперь одно остаётся — поменять порядки…

Вот тут-то на него и сваливается весь неподъёмный груз беды за прорву последних лет — Эткуру не понял, какую страстную разбудил надежду. Волшебное слово сказал, намекнул, что справедливость существует — там, где уже разуверились — и его хватают за руки и за рукава, его гладят по плечам и говорят ужасные вещи.

— Ты ведь укоротишь наставникам языки, правда, Львёнок? Чтоб не вязались к нашим детям — нельзя же по-ихнему жить, нельзя! Что ж нам хворые девчонки… Творец сказал: «Бой — святая истина», — а они талдычут, что это только про войну…

— Как всегда, забирают, что хотят — да и гуо бы с ними, лишь бы не трогали детей… Прайду рабыни нужны — так шли бы воевать!

— Львёнок, солнце наше, ты с Львом Льва можешь говорить — так и скажи: мужики, мол, больше дадут, если их дети здоровы будут. А кого родит увечная?

— Забрали лошадей — и мальчишек заодно…

— В позапрошлом году, когда красная муха уродилась да посевы сожрала, сборщики налогов только смеялись: «Зерна нет — детей отдай: всё равно с голоду передохнут!»

Эткуру потрясён. По натуре он совсем не злой, этот аристократический разгильдяй. Думать, правда, не любит — но когда выводы суют ему под нос, игнорировать их не может. Он не ожидал такого поворота событий — и только кивает, и руки не отталкивает. А они замечают бледную Ви-Э, которая так и держится рядом со своим Господином — улыбаются ей, суют в руки всякую всячину, кажется, печенье и сущёные ягоды:

— Краля-то у тебя какая, Львёнок! Видно же, что в бою взял…

— Северянка прижилась, надо же… Ну, язычники истину не знают, но бой понимают, это всем известно…

— На севере-то, небось, важная птица была… истинно Львица…

— Не закрываешь… доверяешь, значит? А раз доверяешь, значит, верно, в бою взял…

Ви-Э улыбается своей ослепительной театральной улыбкой, освещает народ сиянием невероятных зелёных очей, но я вижу, что это — игра, она ранена чужими бедами в самое сердце. И Элсу, на которого вытряхивают тот же ворох бед и невзгод, говорит: «Конечно, конечно… мы с братом для этого и… мы отправляемся домой, в Чангран, чтобы всё исправить…» А юный волк из свиты Хотуру, прибившийся к нашему отряду, мрачнеет, кусает губы — и выдаёт: «Львёнок, я вернусь, прости. Очень надо. Я скажу… там… дома. И тут… мы поправим тут… сразу».

А я вижу в доверчиво распахнутые ворота сады местных усадеб, цветы у домиков, насколько можно понять, глинобитных, совершенно игрушечных с виду, резные столбики с солнышками… и ещё я вижу женщин.

Я почему-то думал, что лянчинские женщины, как мусульманки, закрывают лица от всех мужчин, которые им не родственники. По обычаю или от избытка скромности. Я упустил из виду, что скромность, если она и есть в земном понимании, тут совсем другая — они же «бывшие мужчины». Ничего подобного, не от всех. От посторонних, от опасных. От Прайда?

Они сбрасывают покрывала с головы на плечи, как капюшоны, тропические красавицы с яркими очами, с нежным румянцем — и в их кудрях алые и синие ленты, а в ушах длинные серьги, тонко кованные из меди, с цветными стекляшками, и под чёрным покрывалом виднеются синие и вишнёвые рубахи с пёстрой вышивкой. И забитыми перепуганными зверушками, как рабыни Прайда, эти красавицы не выглядят. Совсем.

И когда немолодая матрона, гибкая, как девочка, бренча браслетами и ожерельем из фигурных медных пластинок в виде солнышек и птичек, забирает у нашей волчицы из рук абсолютно восхищённого волчицей ребёнка лет двух с половиной — вот тогда у меня в голове начинают появляться кое-какие проблески.

В богоспасаемом Лянчине существуют, как минимум, две малосмежных культуры: культура «мирных граждан», «обывателей» — и Прайд. И поскольку Прайд — хозяин положения и военная сила, его влияние распространяется на всё и всех… но «мирные граждане» стараются отгородиться покрывалами, платками и заборами, сохранить своё собственное от покушений и морали Прайда.

Мораль Прайда изначально была рассчитана на небольшое племя — кочевников, наверное, живших войной и боевым братством. Та большая страна, которую они объединили своими военными успехами, может существовать по законам Прайда, только воспитав в своих гражданах правильное двоемыслие.

Что я и наблюдаю.

Мы покидаем деревню, когда солнце переваливает за полдень.