Читаем Прогрессивный сатанизм. Том 2 полностью

Суждено тебе во Фригии сгинуть!

Ах, пророчеств тёмных густой туман,

Предсказаний страшных глухие тени…

" Не ходи во Фригию, Юлиан!" -

Только не спасает предупрежденье.

И уже роса поутру блестит -

На траве рассветные сохнут слёзы.

Снова приближается стук копыт -

Стычка пограничная – несерьёзно…

Правду прорицал в давнем прошлом жрец:

И, ударом в спину, как колос, срезан

Падает с коня император-мудрец.

Меркнет свет. Последний уходит Цезарь.

2

В чеканной классике латыни

Легко читаются слова:

Пусть мир падёт, пусть кровь остынет,

Но мысль останется жива.

И, сколько б ни было событий,

Но остаются навсегда

Любовь, поэзия, открытья.

Все остальное – суета.

Иди над пропастью ошибок

По тонкой ниточке вины:

Ведь только дерзким – путь к вершинам,

И тьма забвенья – остальным.

Распятье сморщенного бога

Не защитит и не спасёт.

Простые буквы смотрят строго,

А мир пылает и цветёт.

Tanda. Посвящение Анжею (Nicodimus'у)

Обернулось властью счастье и исчезло – не найти.

Мы уходим, не прощаясь. Там, за зарослями – Стикс.

Наши старые забавы остаются в городах.

Мы уходим, улыбаясь. Не вернёмся никогда.

Мы уходим, мы уходим в тополиную метель,

К непогоде, к непогоде, к холодам и темноте.

И, намеренно небрежно разрывая сладкий плен,

Расстаёмся мы с надеждой – те, кто смели повзрослеть,

Те, кто головы не склонит перед богом и бедой

Ни на гибельном изломе, ни за черною водой.

Мы уходим, мы уходим в тайну ночи, бездну дня,

В шорох волн и звон мелодий, в дождь и магию огня.

А идущим вслед за нами, по наследству или в дар:

Наша огненная память – семенами – в городах.

Да поможет знанья дерзость уберечься, не остыть

От жестокости недетской и от детской слепоты!

Мы уходим, мы уходим в тополиную метель,

К непогоде, к непогоде, к холодам и темноте.

Мы уходим, мы уходим от костров, чей горький дым

Нас проводит, нас проводит к свету Утренней Звезды.

Tanda. Вальпургиева

За холмами – закат. Ярко-алое в кубке вино.

И сиреневый дым. И – за нами – прошедшие вёсны.

Мы отсюда уйдем, и погаснет костер за спиной,

И исчезнут в траве ослепительно рыжие звёзды.

Мы уходим в ночи. Выбран был этот путь, а не дан.

Тот, кто носит кристалл, не подвластен ни страху, ни боли.

Сохранит для грядущих мерцающий обсидиан,

Что есть память и сила, познание, дерзость и воля.

Горек запах полыни, как горечь всех прошлых утрат,

И ещё не умолкли гитар обнажённые нервы,

И горит наш костёр за всех тех, кто сгорел на кострах,

И на небе ночной ярко, дерзкая, светит Венера.

(музыка)

Tanda. Песня Снежной Девы

В хрустальном доме нету теней -

Дробятся искры хрустальных граней.

Заворожит красота камней,

Их блеск остёр – ладони изранит.

Богат дворец узорного льда.

Отважный путник, тебе я рада!

Но дольше смотришь – ближе беда.

Любуясь, помни, что гибель рядом.

И пусть весь мир сгорает дотла -

Небесный зной да любви истома -

В хрустальном доме не будет тепла!

И я пришла из этого дома.

Я лёд, я пламень, я меч, я ожог

Волны морозной, алмазной пыли.

Смотри прямее, смотри же, дружок,

Как восхищённо люди застыли!

Я не любовь – я метели вой.

Как саван белое – бьётся платье.

Иди же прочь, покуда живой!

Лишь смерть таится в моих объятьях.

Я нити вьюги совью в петлю…

Уйди, покуда тебя жалею,

Уйди, иначе – я полюблю!

И станут губы – снега белее…

Tanda. Чертежи

Завертелась твоя мясокрутка…

А. и Б. Стругацкие "Трудно быть богом"

За мною придёт Строитель,

Скажите ему – я знал!

Р. Киплинг "Каменщик"

Я в курсе, что плохи наши дела. Но не оборву строки.

Я вижу, что в воздухе гарь и зола, а реки черны и горьки.

Да, высоко поднялась волна безумья и пена лжи.

Я знаю о том, что идёт война. Но не трогай мои чертежи.

Мне скажут: "Речь о Добре и Зле. Пустяками не дорожи!"

Но зло и добро истлеют в земле. Останутся чертежи.

И жизнь моя – лишь отраженье строк, с каждой формулой всё ясней.

Я знаю: беда пришла на порог. Но чертежи важней.

Пускай они и войне важны, пускай опасны вдвойне,

Но разум всегда превыше войны – и должен выжить в войне.

Когда убивают забавы для, когда расплавлен гранит -

Пусть кровь мою впитает земля, но чертежи сохранит.

Тому же, кто выживет – выдюжи, прочти, что сохранено;

Будь твёрд, одиночество выдержи – тебе вдохновенье дано.

Пусть будет твоя голова ясна. Улыбнись, спокойно скажи:

"Я знаю о том, что идёт война. Но не трогай мои чертежи".

Tanda. Снег под солнцем

Снег под солнцем – дроблёные звёзды,

Истолчённые в муку паденья -

Бесполезной борьбы с притяженьем,

Безнадёжности, боли, бессилья,

Тупика, окончанья дороги.

Из ненастья, кружащей метели,

Танца белых волос и вуалей,

Вихрей, воя, вращения, воли -

Образуется мёрзлая корка

И к земле прижимается плотно,

Как удавка ко вздрогнувшей шее.

И ломаются хрупкие рёбра

Шестигранных цветов и кораллов,

И уже ни полёта, ни пенья -

Небо в шрамах инверсионных,

Равнодушное вязкое солнце

И бескрайняя мёртвая тяжесть:

Воедино сливается выдох,

И за ним не последует вдоха.

Но обломки, обрубки, осколки,

Перебитые тонкие пальцы

Всё сияют, сияют, сияют…

Tanda. Ненависть

В слове "ненависть" корень навий,

Пахнет ненависть сентябрём:

"Мы тебя всё равно узнаем,

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии