Прогресс

Банный халат отошел от входной двери и удалился в ванную, где исчез невероятным образом, в чем Венечка натурально убедился собственными глазами, накатил вина пополам с водой, открыл тетрадь и уселся за письменный стол, хотелось побыстрей избавиться от этого кошмара.

Зеленая тетрадь

Заголовок

Смерть продлевает жизнь

Эпиграф

А Бог един для левых и для правых,

Для зрячих и совсем слепых.

Для всех для нас он будет переправой

Меж берегами мертвых и живых.

А.Г.

Ни хрена себе попал, – подумал Венечка, переписывая первые строки, – сейчас я тебе перепишу и откомментирую по полной программе.

Жил у нас на дачах один еврей. Препротивнейшая личность. Звали его Григорий Палыч. По морде все видно, какой он Палыч, но не до такой степени мы антисемиты, чтобы всякие его пакостные действия переводить на решение национального вопроса в отдельно взятом садовом товариществе. Так, что вы думаете, сам помер, без принуждения. Мы ему венки от всей души нарисовали: Дорогому Григорию Павловичу…, как говориться, в добрый путь, по имени отчеству назвали конкретно, чтобы эти его соплеменники на кладбище не сперли целевые наши вложения и не поимели низкой своей возможности перепродать наши скорбные чувства на другую могилу. Так все пришлось переделывать и по новой скидываться, потому что оказался он по имени Гирш Пейсахович. Фамилия, правда, прежняя осталась. Мы сами потом себя ругали за тупоумие, как может такое имя отчество с фамилией совмещаться. Написали бы: Дорогому Г.П. – обошлось бы в два раза дешевле. Вслед за ним такая же история приключилась с Михал Яковлевичем, оказавшимся Мойшей и его сыном, ставшим Моисеечем. Есть у нас еще два Львовича на подозрении, но те живы пока и пофамильно на ОВ заканчиваются. Теперь они могли бы эти окончания отстегнуть и валить куда хотят, но пока прикидываются. Но тогда, во Времена застоя, говорят, трудно для их народа было. Только стало для меня открытием, когда я в Израиль впервые попал. Об этом чуть позже. Надо тетрадь переписывать.

Тетрадь

Дело было в 1812 году. После сражения при Бородине. История передавалась из уст бабушек, отпевших своих героев, в уши внуков, кои в свою очередь, до поры, до времени оставаясь в живых, рассказывали ее своим детям. Так добрела она по ухабистым тропам памяти людской до нынешних времен.

Призвал генерал Кутузов к себе в шатер адъютанта и велел разыскать в кошмаре организованного отступления войск поручика Штейнца.

Не сочтите меня за русофила, но большая половина благородных фамилий не имеет к русскому племени никакого отношения, все на ОЙ, ОН, ШПИЦ, УМЕР, ШТЕЙН, ЕР, ОЛЬЦ и прочие окончания дворянствовали, приделав к ним различные начала, тоже в переводе на наш отечественный, не вполне благолепные, но дрались они за Землю нашу достойней многих других. Другое дело, как дрались. Один перьевыми подушками битвы уделывал, другой ледяные дворцы и снежные крепости строил, третий петушиными боями славился, а все вместе разбояривали под себя вотчины княжеские, гадили друг на друга и по-всякому перед Его Величествами, Божиими помазанниками, выделывались. Все норовили урвать себе кусок земли русской, и урвали по три аршина, причем многие эти аршины в неизведанных местах. Пусть земля будет им пухом, а места благословенны.

Великие были ставленники – Ермак Тимофеевич, Суворов Александр Васильевич, князь Кутузов-Голенишев. Кстати, до сих пор идет спор по поводу его глаз. Так был у Кутузова глаз!!! Им он все видел на старости лет, а в молодости смотрел в щелочку другим и получил палкой. С тех пор смотрел в оба, но одним.

Наша пехота, уходя от Бородина, месила в хлябь последние дороги. Кони тащили повозки с ранеными, здоровые тащили коней под уздцы. Стоны и скрежет зубов.

Адъютант главнокомандующего отправился выполнять приказ и пропал. Адью – мол, мон шер генерал. Все говорят о заговоре и не состоятельности ставки.

Полузакрытый глаз Кутузова выхватывает из толпы того, кто нужен ему сейчас. Это тоже судьба, это когда Марс проходит параллель Венеры, и при полном полнолунии расцветает папоротник.

– Прапорщик Штейнц, – подбрасывает руку к треснувшему козырьку человек огромного роста, в кителе капитана пехотного полка.

– Ах, голубчик – вы как всегда вовремя, – трясет губами главнокомандующий. Доставьте этот приказ по назначению. Только вы сможете это сделать, и только на них вся надежда. В противном случае они нас настигнут. Никаких объяснений. «Срочно» – пакет перешел из рук в руки.

– Митька, давай, – гаркнул офицер, взлетел в седло и рванул вбок, облепив бричку главкома комьями грязи и со свистом сопровождающих его казаков, исчез из поля зрения.

– Господи, помилуй, – начал было молитву Михал Илларионыч, протирая зеницу салфеточкой, но кони взбрыкнули от недалекого разрыва, и колеса брички дернули фельдмаршала к подлокотнику.