Программист жизни

Эта прошлая история, которая вдруг Полине так ярко вообразилась, очень ее растревожила. Но еще больше тревожила история настоящая. Ее дар обрел новую форму. События, которые происходили в ее видении, почти полностью совпадают с теми, которые происходят сейчас. И это значит, что у Алевтины и Виктора произойдет бурный роман. И это значит, что Виктор попадет в беду. Потому что какую бы новую форму ни принял ее дар, видеть людей она может только через их кому. Но как предотвратить беду? Способ только один: узнать, что будет дальше.

Но она понимала, что Виктор будет категорически против ее нового путешествия. Поэтому пошла на хитрость: воспользовалась его виноватым состоянием, усыпила бдительность, сделала вид, будто согласна с его версией о «старшем двоюродном брате», и, пока он не опомнился, предложила эту версию проверить.

Виктор принес плеер Стаса, она вставила в уши наушники, откинулась в кресле и стала вслушиваться в свои ощущения. Как ни странно, довольно долго ничего не происходило. Что-то мешало войти в транс. Наверное, пристальный взгляд Виктора, который она на себе ощущала, его громкое нервное дыхание. Все это отвлекало, удерживало ее на поверхности, не давало погрузиться в ту раскрашенную яркими красками жизнь по ту сторону, жизнь, в которой она способна была видеть. Чтобы ускорить процесс, усилить воздействие, Полина нажала на кнопку плеера – зазвучала музыка, те самые «Колокола». Ей стало тревожно и жутко, и почему-то представилось, что это звонит телефон, но она отогнала эту мысль как неправильную.

«Колокола» зазвучали громче, она поняла, что приближается к источнику, порождающему этот тревожный звук. Ей захотелось побежать, но она себя сдержала, лишь слегка ускорила шаг.

Плеер лежал на груди умирающего – плеер лежал на ее груди. Сквозь ее истерзанное болью тело проходили звуковые волны колокольного звона. От этого боль становилась невыносимой – ей хотелось кричать, но крик не давался: струна, имитирующая колокольный набат, обвилась вокруг шеи, сдавила горло. Она попыталась ослабить хватку, просунув руку между струной и горлом, но поняла, что не может пошевелиться. Обездвиженное, изувеченное тело, полностью подчиненное власти колоколов, лежало на дороге. Тогда она попыталась из него выскользнуть, как из расстегнутого плаща, но и тут потерпела неудачу. Колокола парализовали волю. Поняв, что борьба бессмысленна, она подчинилась. Просто лежала и слушала то, на чем так настаивали колокола. Время нельзя обмануть, говорили они, оно само тебя обманет, как только попытаешься внедриться в его сферу. Все, что было, и все, что будет, неизбежно сольется в одно, конец предрешен, исход известен заранее – смерть на дороге. Вспомни, как это было! Вспомни, как должно было быть!

Как должно было быть? Да, она вспомнила. Алевтина. Ради нее была разрушена хрупкая сфера времени. Ради ее спасения.

Боль накрыла волной, боль наполнила легкие, как морская вода. Того, кто умирал на дороге, – Стаса? Полину? Виктора? – утянуло на дно. Там было хорошо, там не было боли, там снились счастливые сны. Там можно было снова жить и дышать, вспоминая то, что должно было сбыться.

Мы полюбили друг друга сразу, без всякого предисловия. Ни мертвый муж, ни ревность Толика, ни осуждающие перешептывания ее коллег не могли нам помешать, не могли даже отсрочить то, что одновременной болезнью нас поразило.