Программист для преисподней

Мальгрим был ужасен – ужасны были его слова на каком-то колдовском наречии: «Варга гракка, Марлаграм, о террарма вава марвагриста Демогоргон!» Сумерки сгустились в черную мглу, грянул гром, сверкнула молния, удушливо запахло серой.

(Джон Пристли,31 июня)

Я вновь очутился в своей комнате. Процедура возвращения стала уже привычной. Я вышел в коридор и заглянул на кухню. Сергей сидел за столом и что-то писал. Перед ним стоял небольшой красный чайник, украшенный золотым орнаментом. На чайнике была нарисована хлопковая коробочка с листьями. Рядом стояла такая же красная, с хлопком, пиала; в ней дымился темный, в красноту, чай. Красавец чайник не вписывался в спартанское убранство кухни. Я вспомнил, что его сотворила Марина в подарок Сергею на день его рождения.

Есть мне не хотелось, и я решил не беспокоить Сергея, а пошел погулять снаружи. Я вышел из здания общежития, прошел мимо обшарпанной телефонной будки – автобусной остановки, как мы прозвали ее из-за выполняемых ею неспецифических функций. Дойдя до конца дома, я свернул за угол. Потрескавшаяся асфальтированная дорожка вела вокруг общежития. За ним росло несколько чахлых деревьев. Это место черти со свойственной им иронией называли рощей. Метрах в тридцати за деревьями кончался участок пространства, выделенный для общежития. Там земля резко кончалась, и начиналось серое ничто. Над головой у меня светилось наше маленькое персональное солнышко, которого хватало только на то, чтобы осветить и согреть бетонное здание да прилегающий к нему кусочек земли.

Я посмотрел вокруг. В окружающем пространстве вдали плавала тюрьма. Она была наклонена к нам под совершенно невероятным углом: окнами вниз, и я все время подсознательно ожидал, что кто-нибудь оттуда вывалится. Понятно, что направление гравитации у нас не совпадало, но внешне это впечатляло. Хотя лично я предпочитаю впечатления другого сорта. Слева от тюрьмы плавало здание административного центра нашего сектора. Чуть дальше виднелись другие, так сказать, «исправительные заведения».

Мне пришло в голову, что тут может поместиться и небольшой домик для меня. Случись такая мысль неделю назад – меня бы замучили сомнения. А получится ли? А можно ли мне это вообще делать? Я бы посчитал, что должен жить там, куда меня поселил работодатель. Эта пагубная привычка неуклонно соблюдать правила и выполнять все то, «что нам сказали», в свое время и сделала мою жизнь несносной.

Я сегодняшний размышлял иначе. Вернее сказать, – вовсе не размышлял. У меня появилось желание построить себе собственный дом здесь, в Аду. И я решил его построить. Дом, в котором мне будет уютно и удобно. Чтобы я мог там с комфортом отдохнуть после работы. Чтобы было не стыдно пригласить гостей, если таковые найдутся. Короче говоря, я не хотел больше жить в общаге и собирался устроиться здесь с максимально возможным комфортом. Таким, какой только смогу создать. Места вокруг было навалом, я могу воткнуть сюда хоть десяток Манхэттэнов.

Оставался лишь маленький вопрос: как? Тут я тоже не раздумывал. Просто выбрал место, где было посвободнее и решил про себя, что именно здесь и будет располагаться мой будущий дом. Я попытался четко определить границы своего будущего владения, и с приятным удивлением увидел, что в пространстве вспыхнула яркая точка. Она явно появилась после того, как я присмотрел себе это место. Точка выросла и превратилась в сверкающую звезду, сыплющую во все стороны фонтаном искр, как бенгальский огонь. Я попробовал сдвинуть ее. Звездочка послушалась меня и двинулась вниз. За ней с шипением потянулся след – такой же яркий, брызжущий искрами света.

Звездочка резала серое пространство. Я продвинул ее еще дальше, до конца облюбованного мной участка. Затем повернул вбок. Четкая вертикальная линия продолжала светиться в пространстве. Она остывала и уже не фонтанировала искрами. Я не знал, надолго ли это или скоро линия потухнет совсем? Я ускорил движение звездочки. Не дожидаясь, пока первая линия совсем погаснет, я вырезал из пространства намеченный кубик, обведя его со всех сторон святящимися линиями.

Как только я соединил последние линии, они снова ярко вспыхнули. Намеченные мной линии стали гранями куба, а все его внутреннее пространство засветилось. Внутри, в кубе. Свет, заключенный в нем, постепенно как бы выжигал серую инертную массу, заполнявшую собой все пространство вокруг. Постепенно передо мной вырисовался идеальный куб, заполненный светящейся материей. Она клубилась, переливаясь из одной стороны куба в другую. Какие-то неясные образы спонтанно формировались в глубине куба и тут же исчезали. Как будто художник, составляя палитру, делал пробные мазки или, скажем, музыкант, настраивая свой инструмент, играл фрагменты мелодий…