Добившись преимущества, нельзя на этом останавливаться, иначе рискуешь это преимущество утратить — иногда в жизни полезно вспоминать советы из шахматных учебников. Я вспомнил и натянутым, гораздо более натянутым, чем хотелось бы, голосом продолжал;
— И вообще, Леонид Николаевич, описание делал я один, теперь почему-то оно у Телешова, я должен каждый раз у него просить…
— Не части, не части, — заметил Борисов и был прав. Частить не стоило.
— Когда я к вам переходил, Леонид Николаевич, по-моему, никакого разговора о Телешове не было. Я в своей работе и сам разбираюсь, а то получается какая-то ерунда. Сначала мне говорят, чтобы я набирал людей, а как я могу, если я не знаю, чем они будут заниматься? Вот с Акимовым я когда говорил, я ему обещал, что ом будет работать только со мной. А теперь что получается: к машине еле прорвешься, Телешов бесконечные какие-то планы и справки спрашивает.
Все было сказано немного не так я не то. Но эмоциональный напор сработал. Борисов, кажется, принимал меня всерьез.
— Ну, планы работ тоже нужны, это ты палку не перегибай. Материалы твои Телешов тебе отдаст, это я сегодня же распоряжусь. А насчет дальнейшего давай договоримся так: с делами ты выходишь непосредственно на меня, а Телешов пусть организационной бодягой занимается. Тебе же меньше хлопот. А он в этом деле собаку съел.
Я даже не ожидал, что победа будет достигнута так легко, и суетливо стал прощаться.
— Значит, Гена, договорились, — услышал я вдогонку непринужденный голос Борисова, — через недельку приходя с распечатками, оформим твое описание в виде статьи и будем смотреть дальше.
Да, смотреть дальше. Смотреть дальше надо уметь. А я вот почему-то не умею. Я не умею предугадывать будущие события и ощущаю факт только тогда, когда факт имеет место. То есть, когда он щелкает по носу. Я узнал, что Борисов еще не утвержден в должности начотдела только тогда, когда его наконец утвердило. Что ж, теперь на очереди, наверное, утверждение Телешова. Поистине, туповат был Гена бедный.
Вроде я не сплю и по сторонам не зеваю, но мне никак не удается забежать вперед сюжета. Не удается сделать его управляемым. Хотя, впрочем, сегодня я, нажегся, сделал неплохой рывок. Интересно, с каким выражением лица Телешов будет передавать мне описание программы. Лучше бы он положил его на мой стол, когда меня не будет. Не люблю видеть огорченные лица.
Я иду к станции метро «Аэропорт», подняв воротник щегольского нового полушубка. Я чувствую себя ладно скроенным и крепко сшитым. Я не анализирую, откуда во мне это чувство, эта уверенность, что морозный воздух полезен моим легким. Что заиндевевшие молочно-красные сигнальные огни автомашин полезны моим глазам. Что моему мозгу не пристало метаться в гамлетовской ловушке: идти или не идти.
Я звонил Лиде четыре раза, и на четвертый она сказала, что будет ждать меня у станции метро «Аэропорт». Зачем я звонил четыре раза? И зачем, договорившись, иду теперь к станции метро «Аэропорт»? «Ах, здесь не объясняют, молодой человек, здесь живут», — говорят в таких случаях. А чтобы все это знали (и ты, ты сам прежде всего), надо быть настоящим мужчиной. Из тех, кто играет в хоккей. Из тех, которые «куют чего-то электронного», играют на пляже в волейбол в умопомрачительных импортплавках и которые, наконец, ходят на свидание к девушкам. Еще лучше, чтобы ходили на свидание к ним. Но это уже вопрос формулировки.
А еще говорят (но это уже не вслух): если ты парень с головой, покажи, как ты продвигаешься по службе. Не рассказывай, над чем ты работаешь, разве с ходу в этом разберешься? Назови сумму прописью, и всем станет ясно, чего стоит то, что у тебя на плечах. Если ты парень хоть куда, покажи, с какой женщиной ты пришел. Убеждаться лично в твоей обаятельности нам недосуг, а ты покажи товар лицом, и сомнениям конец. Как сложно оцепить человека, особенно если сам этот человек сложен. Оценить по существу. Ведь для этого надо, по меньшей мере, подняться до его уровня. Но к чему такие страсти, когда есть апробированные, универсальные, включающиеся автоматически опознавательные знаки. Не беда, что оценки получаются немного усредненными, грубыми. Далеко не промажем. Талант — он себя окажет. А не окажет — так и черт с ним, найдутся другие, поталантливей. В вузы — конкурсы, на защиту диссертаций — очереди, редакции завалены эпопеями и юморесками. А застрял посреди дороги — слезай и наддай плечом. Даешь тоннаж и километраж, а после уж разберемся, что ты за водитель.
Я иду к станции метро «Аэропорт», где меня ждет Лида, и хоть бы я знал, для чего я иду. Так ведь нет, не знаю. Наверное, и она не знает, судя по тому, что согласилась встретиться только после четвертого звонка. Так, наверное, по инерции, уступила моей настойчивости. Настойчивости, которая проявлялась мною тоже по веков инерции.