Программа

— Это все равно что коротышки, Рэк. Которые были в том отеле. Если они коротышки, то ищут соответствующее общество. Так и твои идиоты, которые хотят верить в эту чепуху, они найдут других идиотов, которые хотят верить в чепуху. В наши дни вообще очень сложно во что-то верить. И вот они собираются вместе и им сообщают доктрину их коммуны — происходит мгновенная загрузка этой хрени в головы, дальше добавить веру, помешать, и готово. — Медведь вытер подбородок. Его кожа была желтой, под глазами пролегли заметные складки. — Люди любят быть частью системы. — Он откинулся на спинку стула. Банка с индейкой стояла в центре стола, как свечка. — Наверное, так проще.

26

Когда Тим вошел в дом, из духовки валил дым. Он схватил держатель для формы, лежащий поверх коробки от пиццы, вытащил сгоревший кружок из духовки, побрызгал на него водой из сифона и выбросил в мусорное ведро. Потом открыл окошко над раковиной, разогнал дым, клубящийся над забытым будильником, и распахнул стеклянные двери в гостиную, чтобы проветрить.

Потер глаза и вернулся на кухню. Из мусорного ведра поднимался черный дым. Тим вылил туда несколько чашек воды, шипение постепенно затихло. На столе рядом со стопкой рекламных проспектов лежал факс с результатами анализа крови Дрей, который она делала в связи со своим отравлением суши.

На листке с результатами анализа остались пятна там, где она взялась за него руками, которыми вынимала пиццу из морозилки.

Мононуклеоз:[24] отрицательный

Гепатит А: отрицательный

Беременность: положительный

Тим, не оборачиваясь, пошарил рукой в поисках стула. Тяжело опустился на стул и уставился на факс, чувствуя, как у него пересохло в горле и перехватило дыхание. Когда он очнулся, смог на кухне уже рассеялся.

Он подошел к маленькому столику у двери в гараж, на котором стоял факс, и положил на него руку. Факс был все еще теплый.

Рэкли прошел через пустую гостиную в пустой коридор.

Дрей стояла посреди комнаты Джинни, спиной к двери. В свете заходящего солнца, проникавшего в комнату через окно, четко вырисовывался ее силуэт: «Беретта» в кобуре на бедре, накрахмаленная форма, шнурки ботинок.

В комнате было пусто. Только четыре стены и прямоугольник ковра.

Тим постучал по открытой двери. Дрей повернула голову и посмотрела на него через плечо. Ее лицо было белым как полотно.

Он подошел к Дрей, обнял ее и прижался щекой к плечу. Так они стояли молча, глядя в окно на тихую улочку. Запах детской присыпки Джинни словно въелся в ковер, наполняя комнату призраками прошлого. Около соседнего дома один из многочисленных внуков их соседа безуспешно пытался запустить воздушного змея. Прижавшись друг к другу, щека к щеке, Тим и Дрей смотрели, как яркий змей прыгает по соседскому газону.

Потом они лежали в кровати, и ощущение потных переплетенных тел, эта простая близость, помогала им справиться с духом неопределенности, который витал в доме. Они почти не разговаривали. Каждый из них стремился сначала разобраться с собственными мыслями. Тим и Дрей давно научились поступать так — когда ставки были высоки, а решение, которое им предстояло принять, деликатным. Около трех утра Тим, зная, что утро сулит ему очередные несколько суток без сна, усилием воли заставил себя отключиться — этому он научился в армии.

Из спокойного озера черноты его выдернул звонок будильника.

Мягкий матрас, шелковые простыни, запах волос Дрей. Он открыл глаза.

Дрей лежала, поджав под себя ноги и опираясь на локти. Одной рукой она подпирала подбородок, другую держала возле его рта. Ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от его. Тим чувствовал исходящее от нее тепло.

Лучик света, пробивающийся сквозь щель в занавесках, освещал лицо Дрей и превращал ее глаза в полупрозрачные изумруды. Она едва заметно улыбнулась:

— Будь осторожен.

27

— Ты когда-нибудь думал о том, что наши клетки умирают постоянно, каждую минуту? Клетка тела живет всего пару дней. Вся наша кожа снаружи мертва. И, когда касаешься кого-то, просто прижимаешь мертвую шкуру к другой мертвой шкуре.

По пути на ранчо Тиму выпала сомнительная честь выслушивать мрачные размышления Рэндела. Рэндел оказался намного более общительным, чем Скейт. Он говорил, когда забирал его из отеля «Рэдиссон», когда они ехали по 405-му шоссе, по 118-му и 210-му, и вот теперь они тащились по узкой двухполосной асфальтовой дороге, которая петляла по склонам пожароопасных холмов Сильмара, а Рэндел все говорил. Тим поймал себя на мысли о том, что скучает по угрюмому молчанию Скейта.