Профессионал

— Всего лишь царапина, — наконец произнёс Севастьян. — Бывало и хуже.

Я знаю. Видела шрамы. Ободрённая тем, что он всё-таки заговорил, я спросила:

— Может, передохнёшь? Мы ведь далеко отошли?

Я обнаружила, что эта лодка предназначалась именно для побега. В одной из богато обставленных кают внизу я нашла новые паспорта — для супругов Натальи и Романа Севастьян — чемоданы с одеждой и кучу наличных. Приготовлено на всякий случай.

Случай только что произошёл.

В другой каюте я наткнулась на кое-какие вещи Пахана. После того, что случилось сегодня ночью, эта находка казалась… наивно-оптимистичной. Слёзы иголками укололи мои глаза, но я пыталась их остановить, пыталась быть сильной.

Каким-то образом я сдержалась, решив умыться и переодеться в брюки и свитер. Но после, представив, насколько опустошён Севастьян, я почувствовала, как глаза вновь увлажнились. Не считая меня, только он один мог понять, чего лишился мир этой ночью.

— Надо промыть твои раны, а потом ты сможешь передохнуть.

— Позже. — Не сводя взгляд с курса, он добавил, — мы еще не в безопасности.

— С кем ты говорил тогда? — Сменив одежду, я вернулась в рубку и услышала, как Севастьян говорил по телефону на отрывистом русском "Я никогда ни о чём тебя не просил. Позаботься об этом." — Потом, понизив голос, добавил, — ты понимаешь важность того, что я тебе доверил? — Прежде чем разъединиться, он сказал, — "только не думай, что это шанс на что-то большее".

Что это значило? И почему даже его акцент изменился? Это был, вроде, даже другой диалект. Может, сибирский?

— Пожалуйста, поговори со мной, Севастьян! У меня много вопросов, я устала от неизвестности.

Он выдохнул.

— Спрашивай.

— Что будет с Паханом? — мой голос надломился.

Глядя на линию горизонта, он ответил:

— Если защитники Берёзки победят, то займутся… они позаботятся о нём. — Его голос хрипел. — Как только я пойму, что возвратиться будет безопасно, мы организуем… похороны.

Ещё ни разу я не видела, как человек умирает изнутри. Но разве я могла ожидать чего-то другого? Между моей жизнью и жизнью человека, которого он боготворил, Севастьян выбрал мою.

Он спас меня, предпочтя собственному спасителю.

Должно быть, его просто раздирали противоречия. Сама я погружалась в глубокую тоску. Но моя тоска была светлой. Севастьян же выглядел так, словно медленно саморазрушался.

Я потянулась к его здоровой руке.

— Пахана я знала только пару недель. И если я успела так его полюбить, то не представляю, что ты сейчас чувствуешь. Сожалею, что тебе пришлось выбирать.

— Не было выбора, — ответил он, но на его лице отчётливо читалась вина. — Ты слышала его последние слова.

О них я пыталась не думать. О том, что меня отдали. О последней воле, скрепленной кровью.

Я сменила тему.

— Ты хотя бы можешь сказать, куда мы направляемся?

— Не знаю. Не знаю, кому мы можем доверять. Всё изменилось, — сказал он. — И хотя Травкин мёртв, опасность всё равно будет существовать, пока все заинтересованные не поймут, что награды не будет. Даже с отрубленной головой змея продолжает извиваться.

Травкин. Одна лишь фамилия заставляла мою кровь кипеть. Я мечтала отомстить этому безымянному безликому ублюдку, которого винила во всём даже сильнее, чем Филиппа. Мой кузен был лишь лживым неблагодарным орудием; а Травкин спустил курок.

— Ты правда его убил?

Севастьян кивнул.

Даже из могилы Травкин приблизил смерть моего отца.

— Как ты к нему подобрался? Наверное, у него была куча охраны.

— Меня не ждали, — взгляд Севастьяна был угрожающим.

— Это всё, что ты можешь мне сказать? — недоверчиво спросила я. Ты знал, что Травкин объявил награду и за мою голову?

Наконец, Севастьян повернулся ко мне.

— Я узнал об этом за пять минут до того, как вошёл в его логово и пустил пулю ему между глаз.

Я сглотнула, пытаясь представить, как именно этот человек проник в логово льва. Ради меня.

— Тебя могли убить.

Вновь уставившись на воду, он произнёс:

— Тебе надо отдохнуть, Натали. Сегодня ты испытала шок. Иди вниз.

— Мне не нравится внизу. Раньше я никогда не была на такой лодке. — Чем дальше отходили мы от Берёзки, тем больше усиливались волны. Плеск воды по бортам меня пугал. Наверняка наше крушение было лишь вопросом времени. — Я никогда не была посреди воды без всякой видимости берега. — Странно, хоть я и не видела земли — вдалеке не было ни одного огонька — я всё равно чувствовала, что мир вокруг был в огне. Близость Севастьяна это ощущение ослабляла.

Когда мы врезались в гребень большой волны, он пробормотал:

— Это не лодка, а корабль. И ты здесь в полной безопасности.

— Это одно и то же. — Я забралась к нему на широкую капитанскую скамью, усевшись бок о бок. Может, я хотела побыть с ним рядом из-за того, через что мы прошли вместе. Может, мы были нужны друг другу, потому что оба оставили в Берёзке кусочек сердца.

Время шло. Битву со слезами я проиграла. Пока я тихо плакала, Севастьян продолжал смотреть во тьму.

Бум. Бум. Бум.