Профессионал

Одной мозолистой рукой он обхватил мою шею, удерживая, таким образом, меня на месте, другой отвесил с размаху шлепок. Достаточно сильно, чтобы меня поразить.

— Не будешь слушаться — будешь наказана. Понятно? — Еще один резкий шлепок.

Он сказал, что я стану его бояться; с каждым ударом во мне нарастала тревога. Я с трудом сглотнула, несмотря на удерживающую меня руку.

— Понятно? — Ладонь снова треснула меня по заду.

— Ой! — Этот удар тоже не походил на игривый шлепок. — Да!

— Скажи "я поняла, Севастьян".

— Я-я поняла, Севастьян. — Но это было не так. Его глаза сверкали от возбуждения, грудь тяжело вздымалась; кончик его набухшего члена увлажнил ткань штанов. Он возбудился от того, что высек меня?

А я? Послушание послушанием, но это уже телесное наказание. И все равно я была мокрее некуда, мой зад так восхитительно покалывало, что нового шлепка я жаждала.

Это явно неправильно. Разве могу я жаждать того, чего должна бояться?

— Не нравится, когда мужчина тебя воспитывает? — произнес он между вздохами.

Мое тело кричало "Да!" Но мой разум сопротивлялся. Правда?

— Я еще не решила.

Это заставило его вновь скривиться.

— Руки, Наталья.

Когда я сцепила их сзади, он снова уложил меня на спину. Опять обхватив мою грудь, Севастьян опустил голову, ртом почти касаясь соска.

Пососи его. Заставь меня кончить.

— Пожалуйста, ртом. — Я едва могла сформулировать фразы. — Языком.

— Будь ты моей, я бы их проколол. Заставил бы тебя носить мое золото.

Проколол. Моей. Заставил. Его золото.

Каждое слово сочилось доминированием. Он говорил о том, чтобы проколоть мне соски — и, нарисовав эту картину в своем воображении, мне оставалось лишь толкнуть бедра к его промежности в поисках разрядки. Но он не позволил коснуться этой восхитительной выпуклости.

Его горячие руки продолжали меня сжимать. И когда я подумала, что мои сиськи уже не станут больше, розовее и чувствительнее, когда я в отчаянии качала бедрами, он потерся о мой сосок щетинистым подбородком.

— Севастьян! — от удовольствия я почти левитировала, бормоча, — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

— Что ты сделаешь за то, чтобы я их пососал?

Это просто.

— Всё.

Его голос был хриплым от желания:

— Станешь моей рабыней? Я захочу тебя связать, сделать беспомощной. То, что я с тобой сделаю, не выразить словами.

Пока он давал мне эти ощущения — горящей попки и набухшей груди, я не могла думать ни о чём, кроме собственной разгорающейся плоти.

— Да, да!

— На груди ты почувствуешь укус кожаной плети, ее жало коснется тебя между ног.

Я выгнулась к нему.

— Ладно!

Его хватка еще больше усилилась.

— Это должно было стать наказанием для тебя и наказанием для меня. Но тебе, блядь, это нравится. Ты нуждаешься в этом, сама не зная, насколько сильно.

Моя голова металась из стороны в сторону, я снова и снова повторяла:

— Мне нравится, я нуждаюсь.

— Закрой руками рот. Чтобы заглушить крик.

Заглушить что? Но я сделала, как он сказал.

Он пробормотал по-русски:

— Помоги, Господи, нам обоим. — А потом втянул мой распухший сосок твердыми губами в жаркую глубину своего рта.

Скользнув по вершинке влажным языком, он слегка куснул зубами…

Меня охватил оргазм. Дикий, обжигающий, ошеломляющий. Он плавил меня, пока волны наслаждения сокращали мою нетронутую киску — сжимая изнутри, сжимая так сильно. Вращая бедрами, я крепко зажимала свой рот, чтобы заглушить восторженные крики.

Разрядка была такой мощной, что к моим вискам скатились две слезинки.

Он начал сосать второй сосок, и волны вернулись, все нутро сотрясалось в конвульсиях.

Восторг…

Когда я успокоилась, он отпустил меня и отодвинулся, встав на колени. Я пыталась перевести дух и выстроить мысли — не преуспела ни в том, ни в другом — поэтому неуверенно улыбнулась.

Его взгляд скользнул по моему телу, переместился к изогнутым губам, Севастьян выглядел так, будто едва сдерживал гнев — настоящий гнев. Что было неправильно.

Я приподнялась перед ним на колени, моя грудь ощущалась роскошно. Влажные соски пульсировали перед его торсом, твердым, словно камень.

— Еще.

Я чувствовала, как он дрожит. Почему Севастьян не бросился на меня, пронзая изнутри?

Моя рука путешествовала вниз по его телу. Когда ладонь обхватила огромный горячий член, Севастьян издал рык. Проведя пальцами по всей длине, я обнаружила влажный островок его выделившейся смазки и вздрогнула от желания.

— Еще.

Стиснув зубы, он произнес:

— Иди на хуй.

— Я не понимаю. Что я сделала?

Схватив мои волосы, он намотал их на кулак.

— Ty ne dolzhna byla byt' takoy.

Потянув мою голову на бок, он обрушился на меня своим ртом. Целовался он так же дико, как делал все остальное, поглаживая мой язык чувственными движениями своего.

Его кожа будто горела в лихорадке, этот жар ошеломлял. Два наших соска скользнули друг по другу, и он зарычал, не отрываясь от моего рта, углубляя поцелуй.

Языки сплетались, дыхание смешивалось. Медленно, порочно, сокрушительно. В конце концов, сдавшись, я стала тереться о его тело.

Но тут он вдруг отстранился.