Проект "Веспасий"

Ковно, будущий Каунас, встретил путников воинствующей русофобией. Местные отказывались признаваться, что понимают русский язык, а те, кто отвечал, неизменно повторяли, что русские сами виноваты и в катастрофе России, и в проблемах Литвы, посему, господа, вам лучше убираться подобру-поздорову. В полицию, естественно, не обращались. Пан Вацлав из Друскеник дал негодный совет. Быть может, приезжие экс-подданные царя Николая II и легализовались здесь по старым имперским паспортам, но это точно не относилось к лицам русской национальности.

В последний вечер пребывания в Ковно фортуна (или Мироздание) смилостивились и послали удачу. Перед посадкой в поезд до Риги компаньоны заглянули в казино недалеко от аллеи Свободы и срисовали лихого господинчика, сорвавшего куш. Он немедленно вызвался угостить свидетелей триумфа, хорошо принял сам, после чего Глеб и Генрих взялись его проводить.

Это был полулатыш, полунемец, хорошо говоривший по-русски. В том числе отлично знавший непечатные выражения и охотно их применявший. Костерил он в основном царя Николая в частности и русских варваров вообще, без которых, слава Богу, Латвия вернётся, наконец, к цивилизации. Что его провожающие начали закипать как чайник на медленном огне, спьяну совершенно не обратил внимания, так как занят был совершенно иной заботой — где отлить.

Когда карточный счастливчик пристроился в тени у подъезда доходного дома, Генрих выразительно посмотрел на Глеба, тот кивнул.

Классический удушающий приём со спины, когда шея жертвы пережимается предплечьем, отправил русофоба в нирвану. Не застегнув брюки, тот мягко осел на мостовую.

— Готов? — спросил майор.

— Полчаса отключки гарантирую. Надо же оправдать репутацию «русского дикаря» в предрассудках коллективного Запада.

С аллеи Свободы, освещённой фонарями, тело не просматривалось. Во всяком случае, до того, как страдалец не выйдет из отключки и не выползет к тротуару.

Компаньоны пополнили капитал экспедиции целым ворохом разных валют, включая американские доллары непривычного вида и рубли РСФСР. Литва, как и соседние страны, ещё не оправилась от потрясений переходного периода и не наладила нормальное обращение собственных денег.

В связи с отсутствием креста-заменителя они поехали в Ригу, куда добрались без особых проблем. Оба бывали здесь в советское, а Генрих — и в постсоветское время. Старый город мало отличался, только был в ещё более запущенном состоянии. Рядом, на берегу Даугавы, стояли четыре громадных ангара, построенных в период оккупации для германских цепеллинов. Часть дореволюционных зданий, роскошных — с многочисленными скульптурами на фасадах, здорово обветшала, в непосредственной близости от центра находились улицы с ублюдскими деревянными одноэтажными домишками, более подходящими окраине российского уездного городка, чем столице европейского государства.

Променады заполнили дни вынужденного безделья, пока ожидали изготовление креста.

Выбор ювелира вылился в целый отдельный квест. Пара человек вообще отказалась иметь дело с чем-то, выходящим за пределы классического ассортимента — кольца, перстни, серёжки, подвески, брошки, цепочки, запонки, заколки. Рекомендовали обратиться в епархию, там наверняка найдутся умельцы нужного профиля, но именно туда соваться не стоило. В православном мире любой специалист опознает Крест Ефросиньи Полоцкой и непременно озадачится назначением дубликата. А это уже двадцатый век, сообщение полоцким священнослужителям долетит со скоростью света, что ещё более осложнит дело.

— Таки зачем вам это? — спросил очередной ювелир, с любопытством рассматривая копии фотоснимков.

Именно с любопытством, какую-либо солидарность с представителями иной веры от него было трудно ожидать.

— По поручению братьев по вере, вынужденных эмигрировать в Париж после большевистского бунта в России, — вдохновенно соврал Глеб. — Господа офицеры лейб-гвардии Измайловского полка пожелали иметь крест из Санкт-Петербургского Собора Святой Живоначальной Троицы, где изволили причащаться в светлые времена. Крест был дарен митрополитом Московским Филаретом. Думали изготовить копию в Петрограде и освятить в храме, но встреченные нами в Ковно офицеры заверили: сие невозможно. В разгул большевистских репрессий ни один из ваших петроградских коллег не возьмётся за подобную работу. Так что у нас один выход: заказать его здесь и тайно переправить через кордон.

Еврей-ювелир, старый, пейсатый, в толстых очках на крючковатом носу, оценив внешний вид клиентов, приличный, но отнюдь не свидетельствующий о родстве с Ротшильдами, покачал головой.

— Ви понимаете, что здесь одних только драгоценных камней на полмильёна рублёв?

— Советских? — не поверил мизерности суммы Генрих.

— Я вас умоляю. Царских золотых.

— Вы нас не поняли, мастер, — снизил градус разговора Глеб. — Речь не идёт об изготовлении точного подобия. Крашеное стекло, позолота и имитация жемчуга вполне устроят. Поверьте, наши боевые товарищи не столь богаты, чтоб покупать драгоценности.

Понимая, что на манипуляциях с подделкой столько не срубить, ювелир искренне огорчился.