Проект особого значения

Бо, засовывая своя порцию в рюкзачок, неопределенно махнула рукой:

– В хибару Нельсона отведу. Там чисто. Он бы не стал возражать. Как думаешь?

Суслик, пожал плечами:

– А есть разница? – и, уже явно адресуясь к Петрову, спросил, – чего стоите-то? Забирайте жорево.

– А платить? – Гена покрутил запястьем, демонстрируя желание приложиться уникомом к какому-либо терминалу.

Суслик отмахнулся:

– Не надо. У нас тут коммунизм, – и мрачно усмехнувшись, добавил, – военный.

Сграбастав все пакеты, опять загрузились в колымагу Бо. И еще через пару минут она высадила своих пассажиров у типового дома с темными окнами:

– Вот, ночуйте. Тут Нельсон жил. Теперь свободно. Там все работает: свет, душ, сортир, разберетесь. А я завтра подъеду с утреца. Ну покеда.

* * *

Но утра не случилось. Ночь вдруг взорвалась: содрогнулась, жахнула глухим, будто подземным, взрывом, застрекотала, заорала мятущимися срывающимися в крик голосами.

Петров вскочил: «Что? Что происходит?» – за окном, где-то позади домов вспыхивало и гасло. Наскоро одевшись, выскочили на улицу. Мимо бежали люди. В едва подсвеченной фонарями мутной жиже они казались тенями, бесплотными призраками, которых несет инфернальный ветер. Кто-то толкнул Гену в плечо:

– Чего встали?

Обернувшись, он признал давешнего мужика с продпайками, кажется, Бо обозвала его Сусликом. В руках у того был бластер.

– Давайте к арсеналу! – проорал Суслик.

– Что случилось? – крикнул Гена, и тут же подумал: «Почему я кричу? Почему он орет? Ведь и так все слышно. Это страх. Он пропитывает нас, заставляет орать, бежать».

– Муравьи периметр прорвали!

– Муравьи? Насекомые?

– Да кабы! Люди!

Они с Ксенией уже бежали рядом с Сусликом. Пригибались, когда казалось, что жахает совсем рядом. Вдруг Петров споткнулся и, выставив руки, влетел в мягкое и влажное. Поднявшись на коленки, он уткнулся взглядом в лицо: серое, измазанное пылью, мертвое лицо Бо. Ниже лица и тоненькой торчащей из расстегнутого ворота рубахи шеи было черное мокрое месиво. Посмотрел на свои ладони – они тоже были черными и мокрыми. Нет, не черными – просто темно – красными, кровавыми.

Суслик поднял валявшийся рядом с трупом бластер, сунул Петрову прямо в измазанные чужой кровью руки:

– Умеешь?

Гена покачал головой, на слова сил уже не было.

– Я умею, – Ксения отобрала бластер, чем-то пощелкала, – заряжен.

Они опять побежали. Но тут почти рядом просвистело.

– Ложись! – крикнул Суслик, и Петров, уже не думая ни о чем, рухнул в рыжую пыль.

Взорвалось, засыпав комьями земли и щебенкой.

– Сюда давайте, – Суслик метнулся в дверь ближайшего дома, Ксения с Геной влетели следом.

Он устроился у одного окна, распахнул створки, выставил ствол наружу. Ксения, как зеркальное отражение, с точностью повторила маневр, залегла у противоположного окна. «А что делать мне?» – растерялся Гена, но спросить не успел, Ксения, обернувшись, ткнула пальцем в угол комнаты:

– Туда. На линии огня не стой.

Он отполз к стоящему в углу дивану, привалился спиной, закрыл глаза. И сразу всплыло мертвое лицо Бо. «Мы бьемся над задачей продлить человечью жизнь, растянуть ее почти до бесконечности, счастливую, здоровую, созидательную жизнь. А они, мало того, что коверкают свой облик, они берут в руки эти штуки, убивают друг друга, крушат тела, прекрасные храмы наших душ. Во имя чего? Что можно не поделить здесь, на затерянной во фронтире пыльной планетке? Что может стоить дороже жизни Свистульки Бо? Моей? Ксении?»

Стало тише, бой сместился куда-то в сторону. Суслик отполз от окна чуть в сторону, устроился на полу под стеной. Ксения продолжала высматривать что-то на улице.

– Надо идти? – встрепенулся Гена.

– Посидим еще, – теперь Суслик говорил тихо, хрипло, он поминутно кашлял, прикрывая рот грязным кулаком, – отдышусь.

Он завозился, вытащил из кармана пакет, разорвал, показалось что-то белое. Не сразу Петров сообразил, что это медицинская накладка для обработки ран. А Суслик, расстегнув куртку, засунул накладку себе на грудь. Опять закашлялся – в уголках губ скопилось алое.

– Вы ранены? – Гена видел, как тот морщится от боли.

– Фигня, чиркнуло только. Главное, живы.

– А из-за чего это? Ну, война… Муравьи эти… Кто это?

– Да нечего рассказывать. Из-за денег все. Как обычно. Агинор – сплошные таафеитовые копи. Ну про таафеит ты, я чай, знаешь. На Земле его с гулькин хрен, а тут навалом. Раньше его только на бабьи цацки пускали, он же дороже брюликов…

– Да знаю я, – перебил Петров, – лет десять назад его к делу пристроили, оказалось на кристаллы таафеита столько информации записать можно, мама не горюй. Но война-то почему? Я не понимаю.

– Ага. Кристалл в каждой флешке. А откуда?

– Синтезировали…

– Размечтался. Один чел случайно на наш Агинор наткнулся. Колупнул ногтем, а тут он, кристальчик вожделенный.

– Это вы про Илью Замазкинда? Дак он же… Его же…

– Посадили. А знаешь, за что?

– Ну да, новости смотрел. За монополию. Ну за нарушение антимонопольного…

Суслик засмеялся, подавился кашлем, на подбородок сбежала тонкая алая струйка, он размазал ее тыльной стороной ладони.