Проект «Ковчег». Последний бой

И все бы хорошо, если б не журналисты, при упоминании которых у Стаина и Ивелича начинал дергаться глаз, а рука сама собой тянулась к кобуре. Не понятно только для чего. То ли пристрелить навязчивую пишущую и везде сующую свой нос братию, то ли застрелиться самим. А корреспонденты после операции по спасению детей зачастили в корпус и бригаду к Маргелову. Дело в том, что фотографии, сделанные Симоновым в немецком детском пересыльном лагере, с помощью британца Верта облетели весь мир. Девочка Наина и капитан Горман, нашедшая своего сына, стали знаменитыми в течение одних суток. Со всех концов земного шара в Советский Союз пошли письма. Писали рабочие, фермеры, учителя, служащие и отставные военные, бизнесмены и ученые. Все у кого есть сердце. Слали деньги и слова поддержки. В адрес Правительства Советского Союза массово стали поступать просьбы о зачислении в ряды Красной Армии для борьбы с преступным гитлеровским режимом. Такого ажиотажа не было даже после публикации плана Ост. Там были всего-навсего абстрактные документы, существование которых оспаривали не только в Германии, но и в странах антигитлеровской коалиции. А здесь живые люди, с которыми можно поговорить, увидеть, расспросить. Радиопередача «Русский комментарий» на Би-Би-Си, для которой писал тексты Верт, била все рекорды по слушателям. На этом фоне, оживились, ведущиеся до этого ни шатко, ни валко, переговоры советских спецслужб с белой эмиграцией. Слишком уж много противоречий было у переговаривающихся сторон, слишком много их было и внутри эмигрантов. А вот сепаратные переговоры американцев с немцами, по донесениям разведки, заглохли. Нет, они не прекратились вовсе, уж очень много интересов было завязано на эти переговоры, но были на время приостановлены, «для выработки новой позиции, в связи с открывшимися обстоятельствами».

А Стаину было не до высокой политики, ему хватало забот с вверенной ему частью. Он вообще к политике относился с брезгливым презрением, от чего частенько выслушивал нудный гундеж замполита. Формальный. Ивелич знал, что Стаину плевать на лозунги и политическую обстановку, но преданней Родине и Сталину человека, чем Александр найти сложно. Ну а, Саша к бубнежу Николая относился, как к неизбежному злу и о своей преданности делу большевиков и лично товарищу Сталину даже не догадывался. Для него просто существовали свои и чужие. И большевики с Иосифом Виссарионовичем во главе были своими, потому что они за Родину. Был бы на месте Сталина царь или князь, ничего бы для Саши не изменилось. Вожди, политический строй меняется, а Родина она как была одна, так и остается. А все эти марксистко-ленинско-сталинские теории это не для него, он от них засыпает и знает их, постольку-поскольку, приходится выступать перед людьми, да и то, все выступления, ворча и матерясь себе под нос на несознательного командира, пишет для него Николай.