Проект Эрешкигаль

– Чего вы ко мне пристали? Я-то как-нибудь переночую. О себе лучше позаботьтесь. Вон, как тебя будут затаскивать и в спальник упаковывать? Швы на добром слове держатся и ногой лучше лишний раз вообще не двигать.

– Разберусь, – только и ответил командир куцего отряда, отдавая Андрею свою посуду.

Темноволосый боец кивнул и добавил протянутое к своей стопке, а после вопросительно глянул на меня:

– Составите компанию?

– А что, все поели? – я окинула взглядом кружок и ухмыльнулась беспокойству в глазах мирных. – Тогда ждем самых слабых, чтоб по два раза не ходить.

Андрей согласно кивнул предложению и вылил в кружку остатки чая, предложив поделиться с командиром и Костиком. Те тактично отказались, погружаясь в свои мысли и пытаясь выглядеть максимально отрешенными после смутившего их разговора.

Но ведь и правда – есть вопросы поважнее, чем дележка меня по палаткам. Нашли тут маркитантку. Хотя я где-то читала или слышала краем уха, что боевое ложе те как раз и не делили, а больше походили на современных сестер милосердия. Но нашлась парочка более раскрепощенных, которые и попали в анналы истории, создав искаженный образ благородных боевых подруг.

Кто сказал, что я в своем лесу не найду ночлега? О себе б подумали – страдальцы.

Благодаря молчаливому Андрею, мы быстро справились с уборкой вокруг костра. А после оставалось только разобраться с размещением всех по палаткам. Но и тут проблем не оказалось – бойцы решили собраться в одной, а вторую отдали в распоряжение Хвостика и Прокофьева, выделив тем самым больше места Луншину. Что мне казалось самым логичным – эти тощие мальчишки могли и для еще двоих таких же потесниться.

– Ну все? Разобрались, наконец? – дождавшись выяснения спальных мест, уточнила я и, получив шесть утвердительных кивков, встала. – Тогда и я пошла спать.

– Куда? – удивленно поинтересовался Костик, собирая посуду по котелкам и выставляя где-то на границе в качестве импровизированной сигнализации.

– Туда, – я махнула в сторону деревьев и закинула рюкзак за спину.

– Как дитя волков что ли спать будете?

– Как дитя белок.

Больше вопросов не последовало. А я ловко вытащила толстую веревку, закинула ее на нижнюю ветку и взобралась на старую, крепкую березу. Там, на стволе, чуть повыше, очень давно кто-то из живности сделал дупло для хранения своего добра. Но со временем про него забыли одни, поселились другие, съехали из-за увеличения семейства, третьи расширили жилплощадь, но тоже вскоре ее оставили. Потом и я нашла это место в толстенном стволе векового дерева и, проведя пару тестов, запомнила его на вот такие случаи.

Внутри пахло соком и свежей древесиной. Несмотря на огромную дыру, ее сложно было разглядеть с земли, оттого порой я прятала здесь всякие мелочи, когда не могла все донести сразу, или ночевала, если намеревалась устроить долгий поход, чтобы не смущать местных жителей странной брезентовой фигней на их территории.

Наконец, и меня накрыла усталость от пережитого за один день. Еще и эта встреча с далеким прошлым в виде повзрослевшего Хвостика добила окончательно. Оттого, я затащила веревку внутрь, быстро достала тонкий спальный мешок, сложила под голову куртку и штаны, оставшись в коротких шортах и длинной, растянутой футболке, закрыла глаза и провалилась в сон…

Обычно в подобных полевых условиях день начинается с рассветного солнца, пробивающегося сквозь ветки и добирающегося до дупла примерно в шестом часу. К этому времени в лесу уже достаточно светло и тепло, чтобы двигать дальше. Заодно и решаются вопросы завтрака, быстрых сборов, ускорения шага.

Когда тебе некуда спешить и часы давно стали чем-то весьма номинальным, жизнь начинает идти по правилам природы и собственного тела, оттого-то я и удивилась тому, что проснулась, не обнаружив ни единого признака рассвета.

И в дупле, и за пределами толстого ствола царила темнота. Как раз та, в которой ветки смахивают на руки маньяка, тянущиеся к твоей тонкой шее. А любой огонек скорее доведет до инфаркта, чем до логического объяснения и ожидания живой души.

В таких потемках, особенно после резкого пробуждения, прочие органы чувств обостряются до предела. В первую очередь, конечно же, слух, на который и приходится полагаться, когда глаза подводят.

И на этот момент я не стала предпринимать даже попыток высмотреть хоть что-то за пределами моего убежища, отдаваясь на волю своих ушей.

В лагере слышались чужие голоса – глухие, чуть пьяные и явно настроенные очень серьезно. Но достаточно тихие, чтобы расслышать что-то из глубин дупла или разбудить уставший отряд.

Соблюдая все правила осторожности и не нарушая мнимой тишины, я выглянула из своего укрытия и молча перебралась на ветку, где и уселась, ожидая развития событий. А заодно зло отметила, что доблестный отряд не поставил караула, создавая весьма опасную ситуацию.