Ульяна подошла к входной двери, повторила движения, которые совершала, придя домой — воображаемые ключи повисли в замочной скважине, невидимое, но грязное пальто полетело на пол, вымышленные ботильоны встали на полку для обуви, чуть толкнув настоящие. Ульяна зашла в гостиную, где посапывал под теплым пледом Непомусен, но вылетевшее из головы не вернулось. Она огляделась в комнате — параллельно лежащие шприцы, лекарства, аккуратный пакетик с ватными дисками и тампонами, ножницы, рядом вода и молоко — ничего не прояснилось. Диван. Разложенный неделю назад, он не хотел больше собираться — маленькая штучка, вылетевшая из-под него, видимо отвечала за весь механизм. Телевизор, включаемый, чтобы нарушить одинокую тишину квартиры. Кресло. Маленький круглый столик, оставшийся в память о бабушке. Ковер, вобравший все цвета комнаты в себя — персиковый он позаимствовал у дивана, нежно зеленый узор впитал от комнатных растений и занавесок, благородно-коричневую канву отразил от деревянного стола и подлокотников кресла, оливковый ему щедро подарили стены и подушки. Удивительно, но рыжий пес очень гармонично вписался в интерьер Улиной гостиной. Он оказался таким необходимым дополнением, которое сделало комнату более земной и уютной. А на ковре появились рыжие лилии, незамеченные раньше.
«Что же такое важное я упустила?»
Ульяна думала, что когда-то видела сон, в котором точно так же в комнате лежала собака, а она делала ей уколы. Но и во сне мелькала важная вещь, которую трудно припомнить. Или вещь казалось важной. Ведь бывает, что снится сделанное тобой великое открытие, явно претендующее на Нобелевскую премию, а когда просыпаешься понимаешь — о том, что банан не круглый, знает каждый. Ульяна посмотрела на женщину в сорочке, сидящую в кресле, опять вышла в коридор. Дверной проем не хотел помогать. Может она просто чувствовала, что вот-вот произойдет событие, способное изменить ход жизни, и вовсе не позабыла мелкую глупость?
— Ну, все хватит! Это просто невыносимо! — сказала она вслух. — Раз так, я поеду к Гринвичу!
Ульяна решительно схватила куртку — пальто следовало отнести утром в химчистку — но тут зазвонил телефон. Она подбежала и схватила трубку. Ночные звонки, а было достаточно поздно, всегда пугали ее. Точно так же звонил телефон, когда ей сообщили о смерти бабушки. Тогда она услышала молоденький голос медсестры, сейчас — незнакомый баритон:
— Пуговицы — не какая-то ерунда! А человек, приложив усилия, может осуществить свою мечту! Слово «невозможно» придумали слабаки!
Уля не поняла, кто ей звонил и зачем. Скорее всего, и не могла понять, но она, наконец, вспомнила, что ее тревожило и расхохоталась в полный голос, практически разразилась истерическим смехом. Наверно, психологи назвали бы такой гогот эмоциональной разгрузкой и, наверное, они не ошиблись бы.
«Непомусена перекладывала и забыла! Оторванная пуговица! Это какой-то бред, — смеялась она. — Просто пуговица. Я хотела ее поднять! Ну, это же, и правда, такая ерунда! Совсем все стерлось, осталось только многоточие, которое, наконец, превратилась в громкий восклицательный знак! Ого-го!»
Возмущаясь глупыми переживаниями, Ульяна прилегла рядом с Непомусеном на диван.
Глава 3. Марк
— Это колонна в фойе, — объяснил Алик появление небольшой гематомы на лбу. — Пустяки, конечно, но и она причинила мне боль.
Час, отведенный на Холодова, уже подходил к концу, но Марку никак не удавалось заставить мужчину как-то озвучить причину его депрессии. Алик говорил о чем угодно: о магазине за углом, о донорстве, о сэре Джоне Фальстафе, о трехдырочных пуговицах, но только не о себе. Все попытки перевести общение в русло взаимоотношений психотерапевт-пациент заканчивались полным провалом. Он сразу менял тему на другую. В последней же фразе появилось местоимение «мне», конечно, еще не «я», но уже что-то.
— Стукнуться лбом о колонну должно быть больно! Но вы же не станете ее обвинять? — аккуратно поинтересовался Марк, выразительно щуря глаза.
— О, конечно, стану! Только глупец считает, что сам врезается в дерево или бьется о косяки! Это тоже самое, что сказать, «я потерял какую-то вещь». Боже упаси! Я не властен, что-то сделать потерянным. Я просто не знаю, где она сейчас находится. Я, скорее, потерялся сам! Вот и все. Ведь вещица лежит себе преспокойно на месте и, пожалуй, смеется надо мной. Ведь так, доктор?
Марк растерянно вздохнул и незаметно взглянул на часы. «В десять придет Соня!» Стрелка двигалась очень медленно. Марк немного запутался в рассуждениях Алика и пытался собрать нужные мысли в кучу. Сосредоточиться на работе не удавалось.
— Какую вещь вы имеете ввиду?