Продавец проклятых книг

Торговец окинул быстрым взглядом груды книг, сложенные на полках, и увидел среди них «Книгу композиции алхимии», переведенную Робертом из Честера, «Книги тайн» астронома Абу-Масара и «О египетских мистериях» Ямвлиха из Халкиды. Он заметил даже знаменитый «Некрономикон» — книгу о законах, управляющих мертвыми. Ее оригинальное название — «Аль Азиф» — означало крики ночных демонов. Один экземпляр этой книги попал в Константинополь, был переведен на греческий язык и вызвал интерес и презрение многих ученых. Но около тысячного года «Некрономикон» включили в реестр запрещенных книг. Лишь немногие экземпляры избежали огня, в их числе тот, которым владел Готус Рубер.

Игнасио и Уберто прошли в центр лаборатории, где стоял рабочий стол — несомненно, самый дорогой предмет мебели в этой комнате, похожий на деревянный письменный стол, довольно высокий. Его дверцы были богато украшены инкрустацией, хотя резьба, украшавшая по краям их рамы, потускнела. На его крышке стояло много вещей. Они блестели в дрожащем свете восковых свечей — стеклянные и металлические сосуды, куски серы. И на самой середине — нож, похожий по форме на крест.

Торговец широко раскрыл глаза от изумления и ужаса и сделал шаг назад. Этот кинжал в форме креста был символом того, что изменило его жизнь, изгнало на Восток. Лишь после первой инстинктивной реакции его ум сбросил с себя оковы и начал работать. Перед ним возник образ человека в черном, которого они встретили в Венеции, в склепе базилики Святого Марка. Теперь он уверен, что у того человека был в руке такой же кинжал. Игнасио едва не задохнулся от тоски и горя.

— Святая Фема нашла нас! — воскликнул он.

Уберто в этот момент обходил вокруг стола. Услышав эти слова, мальчик хотел попросить у Игнасио объяснений, но вдруг заметил что-то лежавшее на полу, громко закричал от ужаса, попятился, споткнулся о табурет и упал. Игнасио мгновенно бросился к нему на помощь, но мальчик бормотал что-то дрожащими губами и настойчиво просил его повернуться.

Торговец повернулся — и его лицо исказилось от ужаса. На полу лежал труп. Руки и ноги мертвеца неуклюже раскинулись в стороны, как у плохо уложенной куклы.

Они нашли Готуса Рубера.

Тело алхимика лежало позади стола, и тот, кто входил в лабораторию, не мог его увидеть. Лицо распухло и покрылось синяками, словно жертву избивали перед тем, как убить. Рана под самым подбородком, от одного уха до другого, указывала на причину смерти: алхимику перерезали горло и сонную артерию. Кровь, которой вытекло очень много, испачкала одежду и пол.

— Бедный мой друг! Они зарезали тебя как свинью, и, наверное, из-за меня, — прошептал торговец.

Они подошли к трупу. Остекленевшие глаза алхимика были широко раскрыты, словно он из глубины смерти продолжал смотреть в лицо своему убийце.

Игнасио закрыл глаза Готуса Рубера и, делая это, позволил себе горько вздохнуть. Но сразу же схватил Уберто за руку и встряхнул, заставляя мальчика очнуться от страха.

— Быстрей! Мы не можем вечно оставаться здесь. Быстро посмотрим вокруг, не осталось ли здесь следов книги «Утер Венторум». Нет сомнений, что Рыжего убили из-за нее.

Мальчик сильно вздрогнул, словно просыпаясь от глубокого сна, вскочил на ноги и воскликнул:

— Хорошо! Где я должен искать?

— Всюду, — ответил торговец, который уже начал обыскивать комнату.

Уберто рылся среди книг на подставках и стеллажах и думал о том, сможет ли он узнать «Утер Венторум», если найдет. Каждую обнаруженную книгу или свиток на арабском или греческом языке он показывал Игнасио, но тот каждый раз отрицательно качал головой.

В какой-то момент Уберто спросил у него, не прерывая своего занятия:

— Что такое Святая Фема?

— Забудь о ней! — ответил торговец, копаясь в куче бумаг. Его тон не предвещал ничего хорошего.

— Святая Фема, — настаивал мальчик. — По-моему, она называется так. Ты недавно говорил о ней.

— Тебе лучше не знать этого, — попытался остановить его Игнасио.

Мальчик прекратил свою работу и сложил руки на груди.

— Теперь я так же замешан в этом деле, как и ты! Поэтому имею право знать, — заявил он. В тоне его слов слышался почти упрек. — Я не дурак и знаю, что ты много от меня скрываешь.

Игнасио положил на пол связку пергаментов, которую осматривал в тот момент, и перевел взгляд на мальчика. В его глазах была гордость, но также забота и тревога.

— Я отвечу на твой вопрос, — заявил он. — Но помни, знание не делает жизнь легче. Часто даже усложняет.

— Мне это все равно. Я хочу знать.

Игнасио вздохнул и начал рассказывать: