Продавец "мини" и "макси"

Хелен проплыла к длиннющему серванту, выдвинула ящик и вынула пачку фотографий. Усаживаясь на софу, она плюхнулась почти ко мне на колени и протянула верхнюю фотографию. Мне понадобилась вся моя воля, чтобы заставить себя оторваться от неё и взглянуть на снимок.

На фотографии был увековечен довольно симпатичный пейзаж. Лесное озеро, окаймленное изрезанной горной грядой.

— Уиндермир, — пояснила Хелен.

— Прекрасно.

Она вручила мне второй снимок. Гора крупным планом, а у подножия голубая палатка. Возле палатки походная плитка, шашлыки, раздвижные стулья, надувной матрас…

— Очень красиво, — пробормотал я, пытаясь отвлечься от её задика, елозившего по моей ляжке.

— Палатка замечательная, — сказала она мне в самое ухо. — Страшно удобная.

Следующая фотография. Тот же вид, только рядом с палаткой торчит какой-то тип. Невысокий, лысоватый, с толстым пузом, лет пятидесяти-пяти, а то и больше.

— Мой муж, — вскользь обронила Хелен. — Он… немного старше, чем я.

Она потянулась за своим стаканом, чисто случайно прижавшись упругой грудью к моему колену.

— Давай тяпнем, — предложила она. Мы молча выпили.

— А это я, — сказала она, протягивая следующий снимок. — Жарко было, как в сауне.

Опять тот же вид, но толстопузого благоверного заменила Хелен. Фотография едва не обожгла мне руки. За исключением зеленого листочка, который она шутливо держала перед библейским местом, Хелен была в чем мать родила! Я судорожно глотнул и потянулся к водке.

Хелен радостно закудахтала мне в ухо.

— Это Чарльз придумал, — похвасталась она. — Он назвал этот снимок "Ева в палатке". Красиво, да? Тебе нравится, Расс?

Я замычал.

— Я тебе нравлюсь, Расс? — с придыханием спросила Хелен. — Я красивая?

— Да… очень…

— А вот снова я.

Снятая крупным планом, Хелен нагишом лежала на надувном матрасе, закинув руки за голову, и улыбалась в объектив.

В следующий миг чья-то повелительная рука туго стиснула голову стоявшего по стойке "смирно" Фридриха, а чьи-то жаркие губы зашептали мне в ухо:

— Поцелуй меня.

Я медленно повернулся и наши уста сомкнулись. Несколько минут мы барахтались, жадно ощупывая и лаская друг друга; я только начал сожалеть о том, что у меня не восемь рук, как у осьминога, когда Хелен, оттолкнув меня, оправила одежду и зашагала к двери. В течение нескольких страшных мгновений я с замиранием сердца думал, что меня собираются спутить с лестницы, но потом я услышал сладостное клацание замка, запираемого на два оборота. Хелен между тем вернулась, сладострастная и завлекательная, присела на корточки перед кофейным столиком, вручила мне мой стакан, а сама поднесла к губам свой.

— У тебя сегодня много работы? — спросила она.

Я помотал головой.

— Нет, это последняя поездка.

Хелен улыбнулась, словно приняла решение, потом вдруг резко вскочила и вышла из гостиной. Я сперва подумал, что она пошла в спальню, но минуты две спустя услышал плеск воды в душе.

— Расс! — позвала моя нимфа.

Я одним глотком осушил стакан и поднялся, с сожалением думая, что это только сон, и Мики-Маус вот-вот разразится звоном, который выведет меня из оцепенения.

Войдя в ванную, я увидел задернутую занавеску, а на стуле возле ванны желтые брючки, белый свитер, кружевной лифчик и крохотные желтые трусики.

— Никак до спины не достану, — пожаловалась Хелен. — Помоги мне, пожалуйста…

Honni soit qui mal y рense. Да устыдится тот, кто об этом дурно подумает.

* * *

Часа в четыре Хелен разбудила меня, зажав мне ноздри кончиками пальцев.

— Просыпайся, соня, — потребовала она, лаская спящего Фридриха. Какой ты у меня большой мальчик! Должно быть, много молока пьешь, да?

Она принялась тереться о меня всем телом. Фридрих затрепетал.

— О, я вижу, ты ещё растешь, — захихикала Хелен. — Ах, проказник, ты меня опять хочешь!

Внезапно она одним прыжком оседлала меня и, запрокинув голову назад, закрыв глаза и закусив губы, принялась скакать вверх-вниз.

— Ооо-оо! Аа-ааа! — стонала она, а я гордо ухмылялся — приятно все-таки чувствовать, что доставляешь женщине такое удовольствие.

Когда час назад Хелен попросила меня потереть ей спинку, я сперва решил, что ослышался, но уже в следующий миг она подтвердила серьезность своих намерений, лихо отдернув занавеску и представ передо мной в столь полюбившемся мне костюме Евы.

Потом мы отправились на скачки. Наездницей Хелен была поистине неутомимой. Она загнала подряд двух или трех жеребцов, прежде чем я провалился в блаженное небытие.

— Аа-ааа! О, Рассел Тобин…! — кричала она, скача во весь опор на моем взмыленном мустанге. — Боже, как замечательно! Ох, он меня проткнет!

В следующий миг она испустила вопль, который, должно быть, услышали на Северном полюсе, и распласталась на мне в полном изнеможении.

Я довольно расхохотался.

Пару минут спустя Хелен пришла в себя, жалобно простонала, открыла глаза и поцеловала в шею. Следующий поцелуй пришелся в сосок, следующий в пупок, а ещё следующий…

Недоуменное поначалу выражение на её лице сменилось недоверием, перемешанным с благоговейным ужасом, а потом — восхищением.

— Ты женат? — внезапно спросила она.

Я покачал головой.