Охотник взялся за ручку двери, почему-то пряча от меня взгляд. Что его так смутило, измена своим железобетонным принципам?
— Если ты солгал, и кто-нибудь погибнет, я буду преследовать тебя до конца жизни, — предупредила я, когда он почти выбрался из салона.
— Надя у вас, — буркнул Егор. — Я не веду вас в ловушку, но за случайные смерти отвечать не хочу. Зная Вацлава, уверен — кто-то погибнет наверняка.
Он захлопнул дверь, и я наблюдала, как он идет к дороге. Внезапно стало жарко — я слишком разволновалась. Опустила окно, вдыхая вечерний горьковатый от полыни воздух.
Перед глазами стояло побледневшее серьезное лицо Егора, когда он говорил, что кто-то погибнет наверняка. За кого я испугалась? За себя? Эмиля?
Я обернулась и посмотрела на него, как бездомный щенок.
— Ты ему веришь? А если Вацлав приказал нас привести?
— Нет. За мной бы он пришел лично. Все еще злишься? — без перехода спросил он.
— Ты о чем?
— Обо всем. Не хочу, чтобы ты копила на меня обиду.
Я молчала, не зная, что ответить. Эмиль не выдержал первым:
— Завтра я еду к Вацлаву. Не хочу, чтобы между нами осталось недопонимание.
У меня что-то кольнуло в груди. Хотелось убедиться, что он не полезет в логово чудовища, может быть, услышать что-нибудь обнадеживающее… Но Эмиль и минуты не потратит, чтобы кого-нибудь успокоить.
— Думаешь, ты не справишься?
— Не исключено.
— Может, тогда тебе не стоит туда идти?
А то Эмиль бы туда пошел, будь у него выбор.
— Я обязан рискнуть. И не хочу, чтобы ты держала на меня зло.
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Да, я злилась. Мне хотелось, чтобы он упал на колени и сказал, что не прав. Неосуществимое желание.
Вот бы спрятаться и обо всем забыть, а не выслеживать Вацлава, думать, как справиться с Игорем и не попасться на глаза боссу Вадима, попутно успокаивая Эмиля и подкармливая Андрея. Пропади оно все!
Но на компромисс, как всегда, идти мне.
— А если тебя убьют? — спросила я. — Что мне делать?
— Не знаю, — резко ответил он. — Выходи за меня, тогда выживешь. Что-то тебе оставят, как-нибудь выкрутишься.
Эмиль действовал по принципу — после меня хоть потоп. Он взял меня за руку, лежащую на коленях. В такой момент принято что-то говорить или хотя бы смотреть в глаза, но Эмиль смотрел в лобовое стекло — на черный горизонт, и молча мял мою ладонь, будто это пластилин.
— Меня завтра убьют, а ты даже на минуту не можешь растаять. Ты пожалеешь потом, что со мной не поговорила. Ни на что не реагируешь!
Столько отчаяния и злости в голосе я еще не слышала.
Может и зря я держу все в себе. Да, могу потом пожалеть, но откровенность чревата, а запретный плод, как известно, сладок.
Не знаю, чего я боялась. Не его — это точно. Возможно это старая привычка скрывать перед ним все, что варится в душе. Хотя не думаю, что чем-то удивлю Эмиля после вчерашнего.
В салоне совсем стало темно — фары потушены, а других источников света нет.
— Яна?
У него были теплые приятные пальцы, а вот у меня рука, как неживая.
— Не ходи туда, — сказала я. — Придумаем что-нибудь другое.
Тогда не придется ни бояться, ни говорить — все пойдет, как раньше. В этом тоже есть свои плюсы. Привычное хотя бы знакомо.
— Это ничего не изменит, — руке между его сухих ладоней было тепло, но пальцы все равно дрожали.
Он не мог этого не чувствовать.
Эмиль отстегнул ремень, перегнулся через сиденье — в темноте я видела только силуэт. Одна из ладоней оказалась на шее. Я знала, что будет дальше, но только слегка отвернулась, подставив под губы щеку. Уткнулась в собственное плечо и закрыла глаза.
Сегодня от него пахло приятнее — моим домом и моим медовым мылом. Теплый уютный запах. Первый поцелуй был деликатным, словно мы на первом свидании и пока присматриваемся друг к другу, но потом Эмиль прижался языком к коже, широко разевая рот и зубы опасно примяли щеку. Снова появилось саднящее ощущение его подбородка. От каждого вдоха коже становилось холодно — а дышал он часто.
— Убери зубы, — я вжалась в кресло.
— Повернись, Яна, — прошептал он. — Не прячься.
Я приподняла голову от плеча — не потому, что он просил, я хотела на него посмотреть. Мы были так близко, что я задела носом его скулу. Получается, сама подставилась под поцелуй: Эмиль алчно впился в губы, вжимая затылком в подголовник кресла. Дыхание стало таким хищным, словно он собрался меня сожрать.
И я поддалась, как тогда, на набережной. Я так скучала по его ненасытной страсти, по любым прикосновениям — эта тоска разъедала меня, как ржавчина. Можно ведь сдаться хоть на минуту. Я была готова считать секунды, чтобы не выйти за этот безумный лимит.
А пока я дотронулась языком до нижней губы, наслаждаясь, как глубоко он проскальзывает в его рот, и как наши губы сминают друг друга — смело и жадно. Мне было все равно, что он небритый, все равно, что он обо мне подумает — я хотела утопить свое одиночество если не в любви, то хотя бы в слезах.