Продавец кондитерки – 3

Дальше начинается совсем грустная история. И патриарх Гермоген, и Филарет назначают своих игуменов по монастырям, и, соответственно, идет не лежащая явно на поверхности, но очень жесткая внутрицерковная борьба. То есть можно сказать, что гражданская война шла и внутри Русской Церкви. В этом ряду находится и мученическая смерть патриарха Гермогена. В итоге все это привело к периоду, называемому в церковной истории «междупатриаршеством». Венчание на царство Михаила Федоровича Романова было совершено 11 июля 1613 г. митрополитом Ефремом Казанским. Ему и принадлежала в это время вся полнота предстоятельской власти. Но в конце этого года митрополит Ефрем скончался, и возглавление Освященного собора перешло в руки недавно поставленного митрополита Крутицкого Ионы. Это продолжалось до возвращения в 1619 году из польского плена родителя царя Михаила.

Совершенно очевидно, что глобальная Смута — это последствие внутренних болезней, внутреннего состояния общества. Приведу такой факт, относящийся к Смуте начала XX века. Американский историк Сергей Павлович Петров, родившийся в семье представителей первой волны эмиграции, сын колчаковского генерала, в свое время обратил мое внимание на такой случай в мемуарах его отца. Отец родился в крестьянской семье, в Псковской губернии. Будучи человеком талантливым, самородком, он смог получить образование, сделал военную карьеру, окончил академию Генштаба. И вот как-то, накануне Первой мировой войны, он приехал в родную деревню и услышал там такую частушку: «Бога нет, царя не надо // Мы урядника убьем, // Подати платить не будем // И в солдаты не пойдем». Понятно, что этот, может быть, и не вполне типичный, факт отражал состояние части умов крестьянского мира. Заметьте, в благополучный, казалось бы, период, после окончания первого пролога к большой Смуте, случившегося в 1905—1907 годах. Причина таких массовых настроений — это отдельная тема, но суть в том, что, когда разлит бензин, достаточно поднести спичку.

Такой спичкой — или, вернее, катализатором процесса — и становится внешнее воздействие. Глупо говорить, что наша революция произошла благодаря исключительно немецким деньгам, авантюристу и финансовому воротиле Парвусу, пломбированному вагону с эмигрантами, пропущенному через территорию воюющей с нами страны… Пóшло считать Ленина немецким агентом. Ну, разве что «агентом влияния». На самом деле Ленину было все равно, у кого одолжиться огоньком… то есть деньгами на революцию. Главное, что, если солдаты устали воевать и начиналось стихийное «братание», если в тылу безбожно воровали и «исчезали» вагоны с продовольствием, если жителей обеих столиц перевели на карточную систему распределения и если в антимонарший заговор оказались вовлечены представители высшего генералитета и даже великие князья, — все было готово к пожару.

Кстати, это касается не только общества, но и Церкви. Конечно, в 1920-е годы «живоцерковники», обновленцы развернулись благодаря поддержке ОГПУ, но подобные тенденции-то возникли еще в середине XIX века. Был, к примеру, такой отец Иоанн Белюстин, в царствование Александра II активно критиковавший синодальные порядки, публиковавшийся и в России, и заграницей. Молва именовала его «русским Лютером». Фактически он стал идейным предтечей будущих обновленцев. И когда возникли подходящие внешние условия, все это вырвалось на поверхность. Относительно недавно в журнале «Вопросы истории» были опубликованы телеграммы многих правящих на тот момент архиереев, выражавших поддержку Временному правительству. А проходившие весной 1917 года епархиальные съезды требовали удаления с кафедр «приверженцев Распутина».

Так что факт внешнего влияния нельзя совсем уж сбрасывать со счетов. Конечно, в каждой из наших Смут были заинтересованы соседи-конкуренты. Это понятно и естественно. У каждого государства существуют свои геополитические интересы, и если его разведка доносит, что сосед дает слабину, то, конечно, ему хочется вмешаться и получить какие-то дивиденды.