Продавец «кондитерки» 2

С 1797 г., после смерти дяди, Ксенофонт Алексеевич стал полновластным главой в семейном бизнесе, в котором постепенно осваивался и его старший сын (от первого брака) Ираклий. К. А. Анфилатов продолжал вести торговлю в Архангельском порту, отправлял зерно и муку, кожи, говяжье сало, лен, пеньку, смолу в Лондон, Амстердам, Гамбург. В 1800 г. объявленный им капитал составлял 16200 руб. и в дальнейшем увеличивался (в 1805 г. он равнялся 17200 руб., в 1812 г. — 50 тыс. руб.). Укреплялся и социальный статус Ксенофонта Алексеевича. В 1790-е гг. он уже не только первогильдеец, но и бургомистр в Слободском магистрате. Позже, по Манифесту от 1 января 1807 г., вводившего звание первостатейного купца, его получает и К. А. Анфилатов.

Начало XIX века ознаменовалось для этого купца поиском новых форм и новых путей предпринимательской деятельности. Будучи крупнейшим на Русском Севере торговцем, Ксенофонт Алексеевич открыл в Архангельске контору, вместе с вологодскими купцами Николаем и Степаном Митрополовыми задумывался он об учреждении такой же конторы и в Лондоне. К этой идее благосклонно отнеслись на самом высоком уровне. В рескрипте Александра I от 25 марта 1802 г. на имя министра коммерции Н. П. Румянцева говорилось о царской поддержке данного предложения: «…я готов им доставлять все зависящие от правительства пособия и покровительство». По мнению биографов Анфилатова, «Российская купеческая контора» в Лондоне была вскоре открыта.

В пользу этого факта говорит и дошедшее до нас в ряде источников воспоминание, свидетельствующее о прямых поставках товаров слободского купца в столицу Англии: в 1806 г. Анфилатов отправил в Лондон лен, два года товар не продавался, а на третий поехал сам купец. Ксенофонт Алексеевич осмотрел лен, предлагал его купить, но купцы-оптовики занижали цену, тем самым желая отучить русских торговать без посредников. Видя непоколебимость Анфилатова, англичане рекомендовали ему отправить товар обратно в Архангельск, но тот заявил: «В лес дрова не возят», отвез лен за город и сжег. Этот поступок впечатлил современников и характеризовал слободского купца как человека с твердым характером, самостоятельного в принятии решений.

К. А. Анфилатов входил в число русских купцов, осуществлявших самостоятельную торговлю и через С-Петербург (в конце XVIII — начале XIX в. таких предпринимателей насчитывалось всего около 20) [16]. Весной 1805 г. Ксенофонт Алексеевич получил разрешение на прибытие его кораблей с товарами из северной столицы в Константинополь.

В начале XIX в. Ксенофонт Алексеевич со своим тестем Алексеем Поповым участвовал в создании Беломорской компании с правлением в Петербурге, стоявшей у истоков акционерного дела в России. По подсчетам Л. Е. Шепелева, до 1807 г. в стране действовало всего пять акционерных компаний. «В 1803 г. была учреждена, а в 1804 г. открыла действия первая в XIX в. Беломорская торговая компания», — сообщает он [19]. Компания создавалась для китобойного и рыболовного промыслов и, несмотря на государственную поддержку, просуществовала только до 1813 г. В историографии ее деятельность характеризуется как неудачная «с самого начала», но сам факт открытия компании стал заявкой, причем одной из первых, новой, капиталистической формы организации крупного бизнеса в России.

На развитии торгово-предпринимательской деятельности К. А. Анфилатова в начале века не могли не сказаться непрекращающиеся наполеоновские войны, континентальная блокада Англии, оккупация Бонапартом Голландии — события, которые привели к падению внешнеторгового оборота России (так, если в 1801–1805 гг. он составлял 127,87 млн руб., то в 1806–1808 — только 74,98 млн руб.) и объективно способствовали поиску русскими предпринимателями новых деловых партнеров.

Таковые были найдены энергичным слободским купцом Анфилатовым, нуждавшемся в стабильном рынке сбыта товаров, еще до присоединения страны к континентальной блокаде. «Мое желание, — писал он в декабре 1805 г. Н. П. Румянцеву, — стремиться начать торговлю непосредственно в Северо-Американские области и доставлять туда наши продукты и товары, а напротив того привозить оттоле тамошние произведения на собственных российских кораблях…» Это было смелое предложение в силу не только дальности и опасности пути, но и отсутствия в России дипломатического корпуса молодого североамериканского государства.