Продается Япония

В первое время молодежь, получившая повестки, совсем не волновалась, беспокоились только их близкие. Оно и понятно: двадцатилетние парни, здоровые, отлично сложенные, не имели ни малейшего представления о войне. Зато люди среднего поколения, испытавшие ее на собственной шкуре, сразу заволновались так, словно кто-то прикоснулся к их старым, но еще не зажившим ранам. В первый период смятения и ужаса жертвой разъяренной толпы стали почти все конторы шовинистических организаций и так называемые милитаристские бары. Но таких заведений вообще было мало. Наблюдались случаи нападения на нотные магазины; обезумевшие люди рвали и топтали ногами ноты военных песен и маршей. Бунтовщики устроили также погром на телестудии, демонстрировавшей военные фильмы, в редакции журнала для юношества с милитаристским уклоном и на фабрике игрушек, производившей игрушечные крейсеры, истребители и танки, сделанные по моделям, сохранившимся с времен прошлой войны. Почтенные родители, в массе своей вполне благонадежные граждане, внезапно превратились в буянов и хулиганов. Они кричали:

— Гниды, паразиты! Видно, вам мало прошлой войны?! Что — недостаточно разжирели на нашей крови, недостаточно людей загубили?! Теперь опять за старое взялись!

Кинокомпании не снимали больше военных фильмов. Издательства не печатали романов и повестей о войне. Казалось, бесчисленные литературные герои, все эти храбрые солдаты и гениальные полководцы, трусливо убрались подальше, как только на страну вновь упала мрачная тень милитаризма. Старые боевые песни, которые нет-нет да и звучали в кабаках, где собирались ветераны и просто люди старшего поколения, вовсе смолкли. Антивоенные настроения охватили всю страну. Но несмотря на это, в Японии и без войны разыгрывалась военная трагедия…

Жены, матери и невесты устраивали многочисленные конференции под лозунгом: «Защитим наших дорогих сыновей, мужей и возлюбленных от чудовища новой войны!»

Вообще в борьбе против мобилизации женщины были активнее мужчин. Но их активность не давала никаких результатов — люди не знали, против кого и против чего бороться.

— Мы надеемся, на этот раз вы будете с нами! — агитировали нас члены пацифистских организаций. — Во время войны вы протестовали только внутренне, в мыслях своих, но открыто так и не высказались. Нельзя допустить, чтобы трагедия повторилась. Друзья, объединимся в борьбе!

— Но против кого? — спрашивали мы.

— Разумеется, против сил войны, против военщины! — восклицали пацифисты с жаром. — Эта мобилизация — вне всякого сомнения, гнусная интрига тайных милитаристов.

— Но что же мы должны делать?

— Как — что?! Всем объединиться и сказать решительное «нет»! — кричали они. — Если вы откажетесь, мы будем бороться одни. Мы все как один скажем «нет» мобилизации, уйдем в подполье и там будем продолжать борьбу…

Каждый день на улицах города можно было видеть демонстрации женщин с плакатами «Долой войну!», «Долой мобилизацию!». Но наши женщины стреляли холостыми зарядами, и их выступления начали приобретать истерический характер.

Мужчины были на грани отчаяния. Каждый знал: если получишь повестку, скрывайся не скрывайся, ничто не поможет. Многие пытались бежать за границу, в какую-нибудь далекую заморскую страну. Но это почти никому не удавалось. По совершенно непонятным причинам или виза оказывалась недействительной, или в тот момент, когда человек поднимался по трапу на пароход, он исчезал, как дым. Казалось, у тех, кто проводил эту чудовищную мобилизацию, была своя тайная полиция, как в довоенной Японии. Поговаривали, будто некоторые охваченные ужасом мобилизованные в тот час, когда они должны были явиться в сборный пункт, слышали бряцание сабли. И действительно, довоенные полицейские имели на вооружении сабли…

— Я, кажется, кое-что понял, — сказал мне однажды Накадзаки, побледневший и осунувшийся от тяжких дум.

Как только началась эта странная история, Накадзаки совсем забросил работу. Он целыми днями сидел с отсутствующим видом, уставившись в одну точку.

— Поняли? Что поняли?

— Да причину всех этих событий…

— Причину? — я подскочил на стуле как ужаленяый. — Какие тут могут быть причины?! Это же сплошное безумие! Весь мир сошел с ума — вот единственно здравая мысль.

— У каждого безумного явления должно быть свое объяснение, может быть, не менее безумное, чем само явление.

— Но как же можно объяснить эти таинственные исчезновения? Ведь люди исчезают на глазах у всех…