Прочитанные следы

— Незадолго до вылета полковник Крузе сказал: «Выполнишь задание, простятся все прошлые грехи…» — Грубер поежился, посмотрел на папиросы, лежавшие на столе, поблагодарил полковника, протянувшего ему пачку, и начал быстро говорить все о том же, что он не виноват, он думал не о себе, а о семье, жалко было жены и детей…

Петр Васильевич не перебивал Грубера. Привычное ухо следователя не уловило в голосе пленного ни одной нотки фальши, росла уверенность в правдивости его показаний.

— В котором часу вы вылетели? — спросил полковник.

— В ноль пятнадцать.

— Маршрут?

— Не знаю, герр оберст.

— Сколько парашютистов было в самолете?

— Двое, — не задумываясь, торопливо ответил Грубер. И тут же добавил: — Я и еще один. Второго парашютиста я увидел впервые в самолете, раньше ни разу не встречал.

— Опишите его, — приказал полковник. — Как выглядит, как одет.

— Худой, беловолосый, совсем молодой, почти мальчик. Он был одет в такую же крестьянскую одежду, как и я. Он остался после меня в самолете.

— Вы прыгнули первым?

— Да, герр оберст.

Задав еще несколько вопросов, Родин как бы мимоходом спросил:

— Вы все прыгали через одинаковые интервалы?

Грубер спокойно ответил:

— Не знаю, я прыгнул первым. И потом — нас было только двое.

Петр Васильевич недоверчиво покачал головой.

— Странно, очень странно, — задумчиво проговорил он. — Значит, вы утверждаете, Грубер, что за все время полета вы ни одним словом не обмолвились с вашим спутником, ничего не знали о нем, а он о вас?

— Да, да! Это было именно так. Ни одним словом, — возбужденно заговорил пленный, жестикулируя и вертя головой. На лбу его выступили капли пота. — Ни одним словом, — повторил он.

— Почему?

— В кабине самолета находился офицер-эсэсовец, — пояснил Грубер. — Böse, wie ein Teufel![1]. Он не разрешал разговаривать. Когда я хотел что-то спросить, он крикнул: «Молчать!» — и пригрозил пистолетом.

В комнате наступило молчание. Полковник долго, испытующе смотрел на этого немецкого солдата. Правду ли говорит он или лжет, лжет с какой-то определенной целью? Но с какой? А если все, что он говорит, — правда, как разгадать до конца план, задуманный Крузе? Ведь Грубер всего-навсего — одно маленькое звено, возможно, большой и хитроумно сплетенной цепи.

А Кленов в это время думал об офицере-эсэсовце, руководившем выброской парашютистов. «Злой, как дьявол!» Характеристика острая, но слишком краткая, далекая от того, чтобы составить себе нужное представление о человеке.

Словно прочитав его мысли, Родин обратился к Груберу.

— Опишите внешность офицера-эсэсовца, который был с вами в самолете.

Нина перестала писать. Она удивленно посмотрела на полковника, потом перевела взгляд на капитана. Внешность гитлеровского офицера? Какое это может иметь значение?

— Невысокий. Даже маленький. Лицо суровое, злое, длинные руки, — так Грубер обрисовал офицера.

Снова наступило молчание. Петр Васильевич потер лоб, провел ладонью по седеющим волосам, встал, сделал несколько шагов по комнате, затем сел рядом с Грубером.

— Что вы собирались делать, оказавшись здесь, у нас, на нашей земле? Какое задание вы получили от Крузе? — спросил Родин.

Грубер кивнул в знак того, что он понял вопрос.

— Мой позывной номер — «девятнадцать», господин оберст. Мне приказали сразу же после приземления идти в сторону реки. У меня была карта и компас. Я должен был спрятаться в кустах и ровно через три часа начать вызывать «восемнадцатого», в распоряжение которого я поступал. Я должен был выполнять приказания «восемнадцатого». Через три часа я включил передатчик и стал вызывать «восемнадцатого». Ответа не получил. Остальное вам известно.

— Вы «восемнадцатого» раньше когда-нибудь видели?

— Нет.

— У вас был шифр?

— Да. Только он здесь, — Грубер ткнул себя длинным пальцем в лоб. — Связываться с «восемнадцатым» я мог только шифром.

— В каком месте должен был приземлиться «восемнадцатый»?

— Этого я не знаю. Поверьте, что я говорю правду, — я не знаю.

— Оружие вам выдали?

— Нет.

— Никакого?

— Нет, господин оберст. Полковник Крузе сказал, что оно ни к чему и будет только увеличивать груз.

Дальнейший допрос Курта Грубера ничего нового не дал. Пленный или действительно знал очень мало, или ловко притворялся, скрывая главное, пытаясь увести следствие в сторону.

Когда Грубера увели, Кленов встал со своего места и подошел к столу, за которым сидел Родин.

— Товарищ полковник, — сказал он. — Медлить нельзя. Надо сейчас же отправляться в лес на поиски второго парашютиста. Дорог каждый час. Разрешите мне с моими разведчиками.

— Да-да, — машинально проговорил Родин, о чем-то думая. — Сейчас. Сейчас…

Он поднял голову и неожиданно спросил:

— Скажите, капитан, вы в шахматы играете?

На лице полковника играла лукавая улыбка, а глаза спрятались в бесчисленных морщинках.

Вопрос о том, играет ли Кленов в шахматы, прозвучал сейчас по меньшей мере неожиданно. Кленов даже растерялся, не зная, что ответить.

— Что ж вы молчите, капитан? В шахматы вы играете? — повторил свой вопрос Родин.

— Играю. Даже разбираюсь немного в теории.

— Отлично. Значит, вам известно, что такое гамбит?

— Известно.