Прочитаем «Онегина» вместе

Но если прочесть главу повнимательней, мы увидим, что в ней не один, а д в а героя: Онегин и Пушкин. Им не только уделено почти равное количество строф, мы уз­наем об авторе почти столько же, сколько о герое. Они во многом похожи, недаром Пушкин сразу скажет об Оне­гине: «добрый мой приятель». Но много у них и разного. Трудно, конечно, сравнивать реально жившего велико­го человека с другим, созданным его фантазией, а мне все-таки каждый раз, когда я читаю роман, думается: насколько же Пушкин ярче, умнее, значительней челове­ка, которого мы называем «типичным представителем» его эпохи!

В то время, когда он начал писать «Онегина», пола­галось начинать большое поэтическое произведение тор­жественным вступлением, обращаясь к богам. Так, как начал Гомер свою «Илиаду»:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына...

Или так, как начал Пушкин свою оду «Вольность»:

Беги, сокройся от очей,

Цитеры слабая царица!

Где ты, где ты, гроза царей,

Свободы гордая певица?..

Так полагалось. А Пушкин начинает свой ро­ман в стихах совсем иначе. Он берет строчку из знакомой каждому его современнику басни Крылова «Осел и мужик» «Осел был самых честных правил...» и переделывает ее по- своему. Сразу, с первой же строки, он смело, весело, мо­лодо бросается в бой против того, что устарело, что ме­шает развитию литературы, что ему ненавистно: против сковывающих писателя правил и законов - за свободу мысли, свободу творчества. Никого он не боится: ни кри­тиков, ни ученых знатоков, ни даже друзей-писателей, ко­торые, конечно, рассердятся на него за подобное начало.

Итак, роман начинается без всякого вступления - мыслями героя, едущего к больному дяде, которого он не знает и не любит, чтобы

Ему подушки поправлять, Печально подносить лекарство, Вздыхать и думать про себя: Когда же черт возьмет тебя!

Одобряет Пушкин такое поведение Онегина? Пока мы еще не можем ответить на этот вопрос. Но дальше, читая роман, мы все узнаем: и что думает Пушкин об Оне­гине, и как он смотрит на принятые в свете родственные отношения, и какие люди ему по душе, кого он ненавидит и за что, над чем смеется, что любит, с кем борется...

Уже во второй строфе, знакомя нас с Онегиным, Пушкин напоминает и о себе:

Друзья Людмилы и Руслана! С героем моего романа Без предисловий, сей же час Позвольте познакомить вас...

И дальше - по поводу того, что Онегин «родился на брегах Невы»:

Там некогда гулял и я: Но вреден север для меня.

Всего несколько строчек сказано о самом поэте, а уз­наем мы из них очень многое: поэт жил в Петербурге, но теперь ему нельзя там жить; им написана поэма «Руслан и Людмила», у которой есть друзья, но есть и недруги, об этом известно читателю, знакомому с журналами: ведь во­круг «Руслана и Людмилы» разгорелся литературный бой.

Мы читаем следующие строфы - о воспитании Оне­гина, о том, что он знал и умел, - и невольно все время сравниваем его с Пушкиным, представляем себе Пушки­на. Автор и его герой - люди одного поколения и при­мерно одного типа воспитания; у обоих были французы- гувернеры; оба провели молодость в петербургском све­те; у них общие знакомые, друзья. Даже родители их име­ют сходство: Сергей Львович Пушкин, как и отец Оне­гина, «долгами жил... и промотался наконец». Но вот Пушкин сообщает читателю:

Мы все учились понемногу Чему-нибудь и как-нибудь...

Мы ведь знаем, что Пушкин учился в Лицее - самом серьезном и прогрессивном учебном заведении своего времени. Кто же - «все»? И неужели в слово «мы» Пуш­кин включает себя, Пущина, Кюхельбекера, Дельвига?

Понимать эти строки можно по-разному. Мне ка­жется, Пушкин имеет в виду не себя и своих друзей, а тех средних петербургских юношей, с которыми ему не раз приходилось общаться в свете. На их фоне Онегин, ко­нечно, мог «воспитаньем... блеснуть». Сам же Пушкин - другой. С того и начинается отличие автора от героя, что уже в лицейские годы Пушкину было доступно многое, недоступное Онегину. «Высокая страсть» к поэзии, ов­ладевшая Пушкиным и его друзьями еще в детстве, чуж­да Евгению:

Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

Лицейское братство, книги, стихи, вольнолюбивые мечты, прекрасная царскосельская природа, романтические увлечения милыми девушками - так прошла юность авто­ра. А герой... В строфах X, XI, XII Пушкин рассказывает

«науке страсти нежной», которую Онегин знал «твер­же всех наук»:

Как рано мог он лицемерить...

...Казаться мрачным, изнывать,

Являться гордым и послушным...

...Как он умел казаться новым...

(Разрядка моя. - И. Д.)

Поэт находит самые точные, самые убедительные слова, чтобы объяснить, как несчастливо воспитали Ев­гения: чувствовать, страдать, радоваться он не умеет. Зато умеет «лицемерить, казаться, являться»; зато, как многие светские люди, умеет скучать, томиться...

Вот как по-разному воспринимают Пушкин и Оне­гин, например, театр. Для Пушкина петербургский те­атр - «волшебный край», о котором он мечтает в ссылке:

Услышу ль вновь я ваши хоры?

Узрю ли русской Терпсихоры

Душой исполненный полет?