Прочь от реальности: Исследования по философии текста

(2) Эдип не знал, что царица Фив Иокаста, на которой он женился, и есть его мать.

Можно ли сказать, что Эдип отрицал эти утверждения? Эксплицитно он их не отрицал. У него не было повода их отрицать. Но если бы у него спросили, знает ли он, что человек, которого он убил на дороге, был его отец, а Иокаста его мать, он бы отрицал не только свое знание, но и само содержание этих высказываний. В сущности, дальнейшее узнавание страшной правды и выкалывание себе глаз (закономерная с точки зрения психоанализа смена Эдипова комплекса комплексом кастрации) и было заменой отрицания, представленного в форме неведения, утверждением, являющимся в форме знания.

Можно высказать предположение, в соответствии с которым в основе всякого художественного и бытового сюжета, то есть в основе любой интриги как смены полярных модальностей (неведения – знания, запрещенного – должного, дурного – хорошего, невозможного – необходимого, прошлого – будущего, здесь – нигде) (см. раздел «Повествовательные миры»), лежит Verneinung. Предположение это будет выглядеть тем менее рискованным, чем скорее мы вспомним, что сам Фрейд, а за ним его комментатор Жан Ипполит считали, что Verneinung – основа всякого мышления.

В основе любой рассказываемой истории (story, но возможно, что и history) лежит некий отказ: в сказке это отказ не нарушать запрет, в трагедии отказ верить тому, что очевидно, в комедии отказ признать в переодетой девушке своего сына, в романе – впрочем, роман уже сам по себе настолько психоаналитический жанр, что вряд ли имеет смысл на нем останавливаться. Первый же из известных романов – «Дафнис и Хлоя» – построен на отказе понимать различие между полами и на дальнейшем мучительном принятии этого различия. Интересно, что отрицание играет большую роль в поэзии. Сама фигура отказа «Нет, я не…» или просто «Я не…» представляет собой locus communis начала лирического стихотворения.

Нет, я не Байрон, я другой…
Нет, нет, напрасны ваши пени…
Нет, нет, не должен я, не смею, не могу…

Нет, никогда средь бурных дней… Нет, поздно, милый друг, узнал я наслажденье… Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем… Нет, я не льстец, когда царю… Нет, не тебя так пылко я люблю… Нет, не могу я видеть вас… Я не ценю красот природы… Я не ищу гармонии в природе… Я не увижу знаменитой Федры… Нет, никогда ничей я не был современник… Я тебя никогда не увижу… Я не искал в цветущие мгновенья… Я не поклонник радости предвзятой… Я не хочу средь юношей тепличных… Я не люблю жестокой бани… Нет, все-таки у них там нет… Я не хочу в угоду русским…

(Примеры из Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Заболоцкого, Мандельштама и Пригова.)

Почти в каждом из этих примеров обнаруживается в той или иной мере эксплицитности фигура речи, в соответствии с которой то, что вначале отрицается, потом не просто утверждается, но в детальнейших подробностях, или скорее то, о чем поэт вроде бы даже и говорить не хочет, об этом он именно и говорит. В наиболее явном виде это содержится в стихотворении «Я не увижу знаменитой Федры…». После данного заявления поэт объясняет, как именно он ее не увидит – «с прокопченной высокой галереи / При свете оплывающих свечей», он не услышит «обращенный к рампе / Двойною рифмой оперенный стих / Как эти покрывала мне постылы…» и так далее.

Поэзия имеет две особенности в ряду других художественных родов и жанров. Во-первых, она неглубока, во-вторых, она гораздо ближе к обыденной речи, чем, например, художественная проза. Первое не нуждается в доказательстве, второе мы пытались обосновать в [Руднев 1996b]. Благодаря этому второму свойству поэзия повторяет обычный прием полубытовой-полуторжественной риторики Verneinung'a, когда говорится «Об этом мы говорить не будем», а затем говорится именно об этом. Нечто вроде «Мы уже не будем говорить о том, что NN совершил то-то и то-то (далее подробно говорится о том, что совершил NN), и уж тем более не станем распространяться о тех замечательных книгах, которые написал NN (далее идет подробнейший рассказ о каждой книге, написанной NN), и т. д.». Здесь Verneinung проявляется на таком мелководье, что мы не станем анализировать этот материал, а лучше вернемся к Эдипову комплексу и зададим такой вопрос: всякое ли отрицание автоматически представляет собой Verneinung? Предположим, кому-то говорят:

– Я сегодня в метро видел твою мать с молодым незнакомым мужчиной.

На что следует ответ:

– Ты ошибся, это не могла быть моя мать!

Сравним это с другим обменом репликами, когда один говорит:

– Я сегодня был в кино с твоей матерью.

А другой ему отвечает:

– Это не могла быть моя мать, она весь день была дома.