«Покушаешь… Может покушаешь?» ‒ воспроизводил в уме он. От этого вопроса Антону представился душераздирающий образ Максимки, всё ещё жующий затвердевший кусок несвежей выпечки.
‒ Нет, я не голодный, мам, спасибо… ‒ угрюмо пояснил Скворцов и закрыл дверь в своей комнате.
По смутному виду парня мать, конечно, догадывалась, что с её сыном далеко не всё хорошо. Но женщина не стала больше приставать к нему с вопросами, поскольку боялась вызвать этим конфликт. К слову, относительно недавно в их семье происходил подобный случай. Скворцов безумно любил девушку, не отвечающую ему взаимностью. В один из дней она призналась ему в своих чувствах к другому человеку. Это сильно ударило по эмоциональному состоянию Антона. Придя домой, обиженный он желал побыть в одиночестве, но этому попрепятствовала достающая вопросами мать. Парень не выдержал давления и нагрубил встревоженному родителю. Развернулась безобразная ссора, которая в конце концов завершилась громким уходом Скворцова из дома. О произошедшем жалели оба. Именно с той поры Антон и его мать стараются сдерживать себя, чтобы не спровоцировать плохих исходов. Так и сейчас женщина оставила юношу в покое, однако сама не переставала накручивать себя глупыми, навязчивыми мыслями.
Тянулся час. Скворцов сидел в темноте и неотрывно смотрел на прокля́тую пятидесятирублёвую купюру, которую подсвечивала тусклая настольная лампа. Выключив её, он удручённо ложился на кровать, затем поднимался, вновь включал свет и по новой всматривался в мятые деньги.
«Подумать только… есть люди, зависящие от таких крохотных средств… Я же этого даже не знал! Оказывается, они были всегда! Всю жизнь! Я не знал каково это ‒ быть бедным, не представлял каково живётся этим людям… Это насколько я узко видел этот мир?..» ‒ глядя в потолок, осмысливал парень. ‒ «Зачем мы делаем все эти пакости в школе? Зачем их делаю я? Почему, чёрт побери, я не задавал этих вопросов себе раньше?! Я взрослый человек, а занимаюсь каким-то детским идиотством… Придурок! Старая Агафья Викторовна должна из-за нас корячится, убираться. А мы то и дело только ржём и гадим…»
Не даром говорят, что счастлив тот, кто дружен со своей совестью. Антон Скворцов, когда-то усыпив и заглушив её, стал жестоким и чёрствым. На самом деле, нельзя винить в этом только его, ведь огромную роль сыграло и окружение. Оскорбления, всяческие унижения от старшеклассников. Мерзкие поступки людей, замеченные им в детстве. Маленький Антон впитывал в себя это как губка.
Парень с трудом погрузился в хлипкий сон. Спал он неспокойно, нервно. Ноги без конца содрогались, ударялись друг о друга.
Виделись ему чёрные как уголь сте́ны, смоляная бугристая земля, непроглядная тьма. Он бежал в пустоту на единственно имеющийся сигнал ‒ белый огонёк.
‒ Друг! Ты пришёл! ‒ эхом распространялся голос ребёнка.
‒ Максимка? ‒ громко спросил юноша.
Вдруг огонёк вспыхнул, точно в него подлили горючего. Белые языки пламени поднялись так высоко, что всё чёрное пространство вмиг осветилось серебром. Мрак растворился в белоснежном полотне, окутавшим окру́гу.
Ослеплённый Скворцов зажмурился и остановился. Из огня вышли два человека и неторопливо пошагали к нему.
‒ Не знаю, Антон… рад ли я тебя видеть… ‒ послышался более окрепший голос впереди.
«Это Паша», ‒ подумал Антон.
‒ Ладно тебе, брат, ‒ вмешался мальчонка, ‒ нужно уметь прощать каждого!
В душу Антона будто острыми зубами вцепился кровожадный стыд. Он грыз её так сильно, что парень бесконечно переворачивался на кровати с одного бока на другой, стонал и корчил лицо от мучений.
‒ Паша! ‒ бросился к ним навстречу Скворцов, ‒ Прости меня, тварь никчёмную!
‒ Что ты, что ты, друг! Не сто́ит себя обзывать! ‒ смутился Максимка.
‒ Не сдались мне эти деньги, Паша! ‒ вопил Антон, ‒ Я их украл у тебя… Я! Когда ты делал подъём переворотом, Паша, твои деньги выпали из кармана… Моя отвратительная хулиганская манера побудила меня забрать их.
‒ Я знал, что это был ты… ‒ холодно проговаривал Павел, ‒ вот только не передо мной тебе надо извиняться.
Скворцов упал на колени:
‒ Максимка! Мальчик бедный… ‒ заревел парень, ‒ Из-за меня ты не смог покушать супчика, который так хотел. Пятьдесят рублей ваши я нагло засунул себе! Не друг я тебе, Максимка, а самый настоящий враг… Заставил тебя голодного давиться этим сухим хлебом. Прости меня!
Неожиданно зацарило гнетущие безмолвие. Свет становился тусклым, еле различимым глазу. Белый огонь гас, и темнота со страшной скоростью черни́ла и заполняла пространство, где находились ребята.
Братья Васяевы растворились, оставив Скворцова на едине с пустотой. Он ткнулся лбом в твёрдую землю. Его пальцы гребли́ сухую почву, а измученные глаза смачивали лежащий под ними песок.