Пробный шар

Тесная секретарская комнатка: стол, шкафы с папками всех мастей и сортов, допотопная электрическая пишущая машинка "Ядрань" — когда-то достижение советской техники, а теперь громадный, нелепый гроб. Жидкие цветочки да кактус на подоконнике, наледь на стекле окна. Масляный обогреватель на полу. Женщина, одетая, словно на зимовку, в накинутом на плечи пальто вынимает из большой железной кружки с носиком кипятильник; от кипятильника валит пар, и от кружки валит пар. Разливает чай по чашкам, вынимает из коробки чайные пакеты. Марина сидит напротив нее, пальто она тоже не сняла, только расстегнула. — Каждый день сюда мотаюсь… — говорит женщина, готовившая чай. — Но зато вот только нам наши гроши и выплатили, только вспомогательному персоналу… А научникам — ни фига… Ну, ты и задрогла, как я погляжу. Пей, пей… Марина пытается взять чашку за ручку, но у нее слишком дрожат пальцы. Она пытается взять ее обеими руками за бока — но слишком горячо. — Горячо, — говорит она. — Как твой? — осторожно спрашивает секретарша. — Все в порядке, — быстро отвечает Марина. — Пьет много? — осторожно спрашивает секретарша. Марина изумленно вскидывает на нее глаза. — Совсем не пьет. — Может, он… того? Ты не замечала? Может, он ширяется? — Да Господь с тобой, Татка! — Ну, не знаю… Все говорят, что кто из горячих точек вернулся, тот уже не… ну извини, извини. Не гуляет? — Нет, — решительно говорит Марина. Подруга внимательно вглядывается ей в лицо. — Либо ты скрываешь чего-то, либо… это просто чудеса… — Никаких чудес. Мы любим друг друга, вот и все. В приоткрывшуюся дверь вдруг заглядывает пожилой человек в шубе: — Наталья Семеновна, сам — у себя? — С минуты на минуту ждем! — отвечает подруга сварливо — ей неприятно, что разговор прервали на самом интересном месте. Заглянувший человек замечает Марину. — Здравствуйте, Марина Николаевна! — Здравствуйте, Олег Петрович. — Давненько вас не видно… Наверное, диссертацию заканчиваете наконец? Пора, пора… У вас же только статьи ваши замечательные сложить в кучку и дело в шляпе! Давайте, Мариночка, покуда я в силе… — с равнодушным добродушием он коротко улыбается и исчезает. — Значит, опять не выплатили… — говорит Марина. — А когда собираются, не говорят? Секретарша отрицательно качает головой. За нитяной хвостик, будто утонувшего мышонка, вытягивает из своей чашки чайный пакетик, болтает ложечкой. — Даже не слыхать ничего. А я, знаешь, как была пионеркой чокнутой, так и осталась. Только дали деньгу, сразу побежала в "Секонд Хэнд" и все спустила! Три часа рылась в шматье, все недорого так… Слушай, я там шарфик выкопала один, под горячую руку схватила, а дома-то как следует повертелась перед зеркалом — все-таки цвет не мой. Не перекупишь? — Да что ты, Татка, — с улыбкой пожимает плечами Марина. — Какой там шарфик… — Вот такой, — Татка подскакивает к шкафу с папками, открывает одному из створок и достает шарфик из глубины. Кидает Марине. — Вот глянь, глянь. Ну прямо на тебя. Марина примеривает, обматывается и так, и этак. Татка заботливо держит перед нею небольшое зеркало. Марина никак не может остановиться: хоть попримерять… — Тут даже ученый совет был на тему денег, но что они могут… пошуршали и отогреваться расползлись. Но… — она мнется. — Знаешь… Тут у нас… Марина снимает наконец шарф, протягивает Татке. — Нет, Таткин, — говорит она с сожалением. — Не смогу. — Жаль… тебе как раз к глазам… — Татка прячет сокровище. Марина наконец подносит чашку ко рту, пьет. — Печенюшку хочешь? Марина улыбается. — Да… Спасибо, Татка… Размачивает печенье в горячем чае. — А еще одну можно? — Да конечно, бери! Марина вынимает из коробки еще одно печенье и прячет в сумку, в небольшой целлофановый пакет. — Домой? — спрашивает Татка. Марина смущенно втягивает голову в плечи, взглядывает исподлобья, потом — кивает. — Так вот, я чего сказать-то хотела… — Татка вдруг заговорщически понижает голос. — У нас же тут несколько человек… голодовку объявили. — Что?! — Ну да! Сидели в бывшем партбюро… ночевали там и не жрали ни черта. Уж и милиция их растаскивала, и врачи… — И что? — Всех почти растащили помаленьку… Только… Я почему тебе и рассказываю… Там этот твой, — Татка усмехается едва уловимо, — сокурсник остался. Пока, говорит, не будет всем выплачено за лето хотя бы… Заперся изнутри и сидит, как сыч… — Сухая?! — с ужасом восклицает Марина. — Чего? А, ну… да не знаю я… С час назад был разговор, что ломать дверь будут, директора ждут и милицейского чина какого-то… Неотложку-то видела у входа? — Видела… только не поняла… думала, просто так стоит. — Время сейчас такое, что просто так не бывает ничего… — начинает Татка, но Марина потрясенно прерывает ее. — Ну, вы дикари. Человек там, может, умирает… Ради нас всех умирает! — Дурью он мается, а не умирает! — сразу принимает боевую стойку Татка. — В партбюро? — В бывшем, в бывшем… Марина вскакивает и выбегает из кабинета; чай едва не выплескивается из поспешно поставленной чашки.