Кэтрин поднялась со стула. В голове мелькнула мысль, что Лорена, заставляя надеть уродующие ее очки, хочет показать племянницу с самой невыгодной стороны. И тут же упрекнула себя. В ней говорило тщеславие. Во время того неприятного эпизода в хижине Берк ясно дал понять, что ее слабое зрение вызывает у него отвращение.
Она расправила плечи. Он может убираться к черту со своими мелочными предрассудками.
Кэтрин демонстративно достала из потайного кармана юбки очки в серебряной оправе и нацепила на нос. Затем села на табурет у камина, раскрыла тоненькую книжку и начала читать вслух.
Красивый ритм стихов очаровывал ее. Когда она дошла до последней мелодичной строки, ее бунтарский дух приутих.
Стихи кончились. Только тихо потрескивал огонь в камине, Кэтрин не удержалась и поверх очков взглянула на Берка.
Их взгляды встретились. В его глазах она увидела мягкий серебристый свет, и демоническая сила этого взгляда, казалось, проникает в самую глубину ее души. Как будто он жаждал узнать мысли и чувства, принадлежавшие ей одной. Кэтрин переменила позу и опустила глаза. В какую-то минуту она почувствовала, что он видит ее насквозь, все ее мечты и желания. Но свою личную жизнь она больше никогда ни с кем не будет делить. Неразумно показывать слабость перед негодяем, целью которого было лишь развлечение.
– Осталось всего три дня до нашего бала, – нарушила наступившее молчание Пруденс. – Кто знает, может быть, я встречу красивого молодого человека, который посвятит оду мне.
– Ты должна оставить лучшие танцы для кузена Фабиана, – напомнила Лорена.
Пруденс надулась:
– Не хочу. Он болван. Слава Богу, он не обедал с нами сегодня.
– Прикуси свой язык. Будь хорошей девочкой, и я позволю тебе надеть на бал мое бриллиантовое ожерелье.
Недовольство моментально исчезло, и Пруденс бросилась к матери:
– О, дорогая, милая, добрая мамочка! Это правда?
Присцилла вскочила с табурета:
– Это несправедливо. А я?
– Ты можешь надеть мой жемчуг вместе с диадемой. Они так выгодно подчеркнут твою красоту. – Лорена покосилась на Берка. – Разве вы не находите, что она красавица, милорд?
Гришем по-прежнему смотрел на Кэтрин.
– Никакие драгоценные камни не могут сравниться с блеском ее глаз.
Очки, предназначенные для чтения, искажали его образ, превращая в таинственного незнакомца. Его комплимент невольно взволновал Кэтрин. Убедив себя, что Берк пошутил, она сняла и спрятала очки.
Присцилла кружилась по комнате, словно танцуя с невидимым партнером.
– О, между прочим, Кэтрин, раз ты все еще в трауре, если хочешь, можешь надеть мое черное атласное платье. Оно все же лучше любого из твоего гардероба.
Кэтрин прижала томик поэзии к груди и почувствовала огромное желание отказаться. Вполне разумно принять поношенное платье, чем потратить свои накопленные деньги на новое, которое, возможно, она больше никогда не наденет.
Однако она услышала собственный голос:
– Спасибо, но я решила отказаться от траура.
Лорена ахнула. Девицы уставились на нее. Берк удивленно приподнял бровь.
Кэтрин и сама была потрясена. Она не понимала, откуда возникло это решение, но была рада, страшно рада, что сказала это. Мрачный траур слишком долго тяжелым грузом лежал на ее плечах.
– Вдова обязана носить черное по крайней мере два года, – с оскорбленным видом заявила Лорена. – Так принято.
– Может быть, об этом поговорят немного и перестанут, найдя более интересную тему.
– Я запрещаю тебе, делать это, – рассердилась Лорена. – Ты опозоришь нашу семью. И оскорбишь память дорогого Фредди.
Кэтрин проглотила комок, вставший от волнения в ее горле.
– Мне жаль, что вызываю ваше недовольство, – спокойно сказала она, – но я приняла такое решение.
– И Альфред приветствовал бы ваше решение. – сказал Берк.
– Альфред? – повернулась к своему гостю Лорена. – Милорд, вы удивляете меня. Он бы не хотел, чтобы вдова забыла его.
– А она и не забудет. Ваш сын терпеть не мог женщин в черном. Говорил, что они похожи на стаю ворон. Он бы велел Кэтрин носить яркое золото. Вы ведь не пригласите на бал мелочных и недалеких людей, не правда ли?
Гришем умело втянул Лорену в обсуждение списка гостей, а Кэтрин сидела, изумленная тем, что он встал на ее защиту. Она представила себя в золотистом шелковом платье, кружащейся в танце в объятиях высокого незнакомца.
Платье, в котором она могла бы чувствовать себя прекрасной. Платье, в котором она снова стала бы девушкой с лучистыми глазами. Платье, которое никто не выбрасывал за ненадобностью. Было время, когда она одевалась как принцесса, в шелка и кружева, но все ее нарядные платья год назад убрали подальше, как и еще раньше у нее отняли надежду и мечты.
Искушала тайная мысль, что теперь она сможет позволить себе одеваться по последней моде. Осторожность же напоминала, что она еще не получила двух тысяч фунтов из доходов от имения.