Проблемы? Решаю... (СИ)

      Лансер собственнически обвил руками её талию:

      - Ты крас-с-сивая девуш-ш-шка...Пока ты моя, то вс-с-сегда будешь самой крас-с-сивой.

      Олив уже знала, что будет дальше. Лансер поднял её на руки и, поцеловав, понес в постель. Она не сопротивлялась. Она сдалась.

       *****

       Одинаковые, как братья близнецы, дни тянулись друг за другом, ночь за ночью. Сложно сказать, сколько в действительности их было. Олив перестала выходить из комнаты, стараясь никому не попадаться на глаза, и практически перестала подходить к зеркалу. Единственное, что заставляло её время от времени приходить в себя - это редкие визиты Марселлы. Валькирия навещала её каждый раз, как могла урвать свободную минутку. Приходила, болтала о том-о сём, справлялась о здоровье, и как скоро Олив планирует возвращаться к учебе. Ведь время идет. Оливия отшучивалась и очень старалась побольше смеяться. Почему-то хотелось, чтобы Марселла не думала о ней плохо. Хотелось, хотя бы в её глазах оставаться прежней.

      Валькирия пыталась приходить почаще и рассказывать подруге о новостях. Но подготовка к новому Срединному Сайхолу отбирала почти все её время. Олив не спрашивала ни что это, ни с чем едят. Просто слушала непринужденную болтовню, в нужных местах поддакивая, и соглашаясь.

      Так продолжалось до тех пор, пока Марселле не надоело, и она не спросила в лоб:

      - Долго ты ещё собираешься тут сидеть? Я же вижу что ты жива-здорова. Ну, бледная, как моль, но это ерунда. Ты солнца белого уже больше двух айд не видишь...

      Олив могла бы как всегда натянуто улыбнуться, когда подруга начинала намекать на то, что, мол, хватит тут затворницей сидеть - в овощ превращаешься. Но слова про две айды были как обухом по голове. Как же так... почти два месяца свой жизни она потратила на это существование!

      Девушка осмотрелась, словно впервые увидела свою комнату... нет, свою камеру. Красивую, комфортную...и все-таки тюремную камеру. И её плечи тут же поникли. Захотелось стать меньше, раствориться, лишь бы не видеть обеспокоенный взгляд Марселлы. То во что она превратилась не достойно дружить с этой сильной и волевой девушкой.

      Сиплым, от едва сдерживаемых слез голосом, Олив сказала:

      - Прости, у меня разболелась голова, и я хотела бы отдохнуть...

      Да, она просто выставляла валькирию. Но лучше так, чем подруга будет видеть её в таком состоянии.

      Марселла не стала ничего говорить. Она просто поднялась и ушла не прощаясь. Если бы Олив могла смотреть на мир не сквозь призму слез, а ясным взглядом, то заметила бы, каким недобрым огоньком блестят глаза у подруги. Но она не могла не то, что смотреть покидающей комнату девушке в глаза, она голову поднять не смела. А зря... Сама того не желая, Оливия разбудила вулкан.

      *****

       У Лансера в академии никогда не было отдельного кабинета. В нем просто не было необходимости. Как правило, демон тьмы решал все вопросы на месте, а остальное время проводил в тренировках. С появлением Оливии Пентергриф, всё свободное время Хозяина Турнира, а также часто и не свободное, было занято ею.

       Такое поведение было ему совершенно не свойственно. И, несмотря на то, что работа академии - это четко отлаженный механизм, в котором каждый винтик знает свое место, и знает в каком направлении ему крутиться, поэтому в отсутствие хозяина, движение не остановилось, поведение Лансера Синтигрэна настораживало всех. Особенно настораживал тот факт, что демон тьмы практически поселился в своей академии, хотя раньше абсолютно отчётливо предпочитал арену. И не делал тайны из того почему. Он не преувеличивал, когда говорил, что тьма съедает все чувства и эмоции, оставляя после себя лишь гнетущую пустоту. Арена - всегда преисполнена чувств - горе, боль, отчаянье, злость, жажда смерти. Да не самые лучшие эмоции. Но достаточно сильные, чтобы Лансер мог ими подпитывать разрастающуюся внутри бездонную пропасть.

       Появление Олив изменило все. В его жизнь вернулись чувства и краски. В буквальном смысле. Он вдруг ожил. Все возможное время Лансер посвящал ей, и прятал ото всех, защищая неожиданно попавшее в руки сокровище. Поэтому появление обеспокоенного таким поведением старшего брата, вызвало у него не удивление или радость от неожиданного визита, а настороженность и частично ревность. Лансер знал, что Эрскайн не станет даже пытаться отобрать Оливию. Но не мог не думать о том, что она может сама в него влюбиться. Даже такая женщина как Марселла и то влюбилась.

       А Лансер не готов был терять Оливию. Ни сегодня, ни завтра, никогда.