Проблемы души нашего времени

У теософов есть забавное представление о махатмах, обитающих где-то в Гималаях или на Тибете, внушающих мысли и управляющих оттуда умами всего мира. Влияние магического образа мыслей Востока столь велико, что нормальные в психическом отношении европейцы уверяли меня, что все дельное, сказанное мною, без моего ведома внушено мне махатмами, а мои собственные мысли, наоборот, никуда не годятся. Это является широко распространенным в Западной Европе мифом, в который верят самым искренним образом, и как всякий миф, это не бессмыслица, а важная психологическая истина. Похоже, Восток и в самом деле причастен к нашему нынешнему изменению духа. Только этот Восток – не тибетский монастырь махатм; в сущности, он находится в нас самих. Это наша собственная душа, которая трудится над созданием новых духовных форм, форм, содержащих в себе душевные данности, которые с пользой для нас должны обуздать безграничное стремление арийца к наживе; в них есть, наверное, что-то от того ограничения жизни, превратившегося на Востоке во не внушающий доверия квиетизм, и, возможно, что-то от той стабильности бытия, которая обязательно устанавливается, когда требования души становятся такими же настоятельными, как потребности внешней социальной жизни. И все же, как мне кажется, в век американизма мы пока еще далеки от этого; ведь мы стоим лишь у истоков новой духовной культуры. Я не дерзнул бы изображать из себя пророка, однако вряд ли удастся обрисовать проблему души современного человека, не упомянув о его стремлении к спокойствию в состоянии беспокойства, о желании обрести уверенность в состоянии неуверенности. Новые формы бытия возникают из потребностей и нужд, а не из идеальных требований или одних лишь желаний. Даже саму по себе проблему вряд ли следует излагать, не указав хотя бы на возможное решение, если уж нельзя сказать ничего окончательного. Однако, какой видится мне сегодня проблема, ее будущее решение, пока еще находится в полной неизвестности. Как всегда, одни стремятся к смиренному возврату в прошлое, другие же – оптимистические натуры – к изменению форм мировоззрения и бытия. В исходящем от души очаровании современного сознания я усматриваю ядро сегодняшней душевной проблемы. С одной стороны, если смотреть пессимистически, это проявление упадка, с другой стороны, если смотреть оптимистически, оно является обнадеживающим знамением возможного более глубокого изменения духовного склада Запада; как бы то ни было, это явление огромной значимости, тем более достойное внимания, если оно пускает корни в самых широких слоях народа, и тем более важное, если оно затрагивает те иррациональные и, как показывает история, необозримые инстинктивные силы души, которые непредвиденно и таинственно преобразуют жизнь народов и культур. Именно эти силы и есть то, что сегодня для многих по-прежнему незримо стоит за нынешним интересом к психологии. Очарование душой является, по существу, не болезненным извращением, а притяжением, которое настолько сильно, что не дает себя запугать даже безвкусице.

На столбовых дорогах мира все кажется запущенным и опустошенным. Поэтому, наверное, ищущий инстинкт покидает проторенную тропу и ищет то, что лежит в стороне, подобно тому как античный человек избавился от своего олимпийского мира богов и открыл для себя таинства Передней Азии. Наш скрытый инстинкт ищет это вовне, перенимая восточные теософии и восточную магию; он ищет это также и внутри, задумчиво разглядывая задний план души. Он делает это с тем же скептицизмом и с тем же радикализмом, с какими Будда отринул как несущественных два миллиона своих богов, чтобы достичь единственно убедительного изначального опыта.

Теперь мы подходим к последнему вопросу. Является ли то, что я говорил о современном человеке, действительно верным? Или, быть может, это очередная иллюзия? Нет никаких сомнений, что для бесчисленных миллионов западноевропейцев приведенные мною факты – совершенно несущественные случайности, а для очень многих высокообразованных людей они являются не чем иным, как досадными заблуждениями. Что, к примеру, думал образованный римлянин о христианстве, когда оно сначала распространялось в низших слоях народа? Лично для многих западноевропейский Бог по-прежнему является таким же живым, как Аллах по ту сторону Средиземного моря, и один верующий считает другого ущербным еретиком, которого приходится милостиво терпеть за неимением других возможностей. Кроме того, просвещенный европеец скажет, что религия и все ей родственное вполне хороши для народа и женской души, но находятся на заднем плане по отношению к непосредственным экономическим и политическим вопросам.