Сторож смерил его взглядом.
— Не то чтобы очень, — проговорил он и похромал обратно к своему стулу.
Неразборчиво ругаясь себе под нос, Альфред снова вернулся к книжному шкафу и наклонился над защитным шнуром как можно дальше, чтобы прочесть названия книг Спинозы. И переборщил… Он потерял равновесие и тяжело рухнул прямо на шкаф. Сторож, только угнездившийся на своем стуле в углу, отшвырнул газету и поспешил удостовериться, что книгам не причинено никакого ущерба, бросив ему на бегу:
— Что это вы делаете? Вы что, сумасшедший? Эти книги бесценны!
Я пытался разглядеть их названия.
— Зачем это вам понадобилось?
— Я философ. Я хочу знать, откуда он черпал свои идеи.
— Сперва вы вроде газетчик, а теперь вдруг философ?
— И то и другое. Я и философ, и редактор газеты. Дошло?
Сторож гневно уставился на него.
Альфред принялся в ответ сверлить взглядом его обвисшие губы, толстый бесформенный нос, волоски, торчащие из нечистых мясистых ушей.
— Это что, так трудно понять?
— Я много чего понимаю!
— Вы понимаете, что Спиноза — один из важнейших философов в истории? Зачем держать посетителей на таком расстоянии от его книг? Почему у вас нет каталога выставленных книг? В настоящих музеях экспонаты выставляют, а не прячут!
— Вы здесь не для того, чтобы побольше узнать о Спинозе. Вы здесь, чтобы уничтожить его! Доказать, что он воровал свои идеи!
— Если бы вы хоть что-то смыслили дальше своего носа, вы бы знали, что каждый философ испытывал влияние других, предшествовавших ему философов и вдохновлялся их трудами. Кант влиял на Гегеля, Шопенгауэр влиял на Ницше, Платон влиял вообще на всех. Общеизвестно, что…
— Влияние, вдохновение! В том-то и дело, именно в этом: вы не сказали «влияние», и вы не сказали «вдохновение». Вот ваши точные слова: «откуда он черпал свои идеи»! Это совсем другое дело.
— Ага, талмудический диспут, не так ли? Излюбленное занятие вашей породы! Вы, черт возьми, прекрасно понимаете, что я имел…
— Я-то прекрасно понял, что вы имели в виду!
— Тоже мне, музей! Вы позволили Эйнштейну, одному из ваших, провести целый день, изучая эту библиотеку, а остальных не подпускаете к ней ближе чем на три метра!
— Обещаю вам, герр философ-редактор Розенберг: получите Нобелевскую премию — и можете обниматься хоть с каждой книгой в этой библиотеке. А теперь музей закрывается. Убирайтесь!
Так Альфред узрел лик ада: сторож-еврей, обладающий властью над арийцем; евреи, преграждающие доступ неевреям; евреи, заключившие в тюрьму великого философа, который презирал евреев… Он никогда не забудет этот день!
ГЛАВА 21. АМСТЕРДАМ, 27 июля 1656 г
В двух кварталах от синагоги Талмуд-Тора Бенто с помощью Дирка — своего приятеля и соученика по Академии ван ден Эндена, упаковывал личную библиотеку, состоявшую из 15 томов, в большой деревянный ящик. Затем настала очередь фамильной кровати с балдахином, принадлежавшей семейству Спиноза. Разобрав кровать, они погрузили ее и книги на баржу на канале Ньеве Херенграхт, чтобы переправить их к дому ван ден Эндена, где Бенто собирался временно квартировать. Дирк отправился сопровождать вещи Бенто на барже, а сам Спиноза задержался, чтобы упаковать оставшиеся пожитки — две пары брюк, башмаки с латунными пряжками, три рубахи, два белых воротничка, белье, трубку и табак — в мешок, который собирался сам отнести к дому ван ден Эндена. Мешок вышел не слишком тяжелым, и Бенто поздравил себя с тем, что у него так мало собственности: если бы не кровать и книги, он мог бы жить, совершенно ничем не стесненный, как кочевник.
Обведя напоследок взглядом комнату, Бенто забрал свою бритву, мыло и полотенце, а потом заметил на верхней полке тфиллин. Он не прикасался к тфиллин с того дня, как умер его отец. Бенто достал две маленькие кожаные коробочки с ремешками и держал их в руках с нежностью —
Воспоминание 15-летней давности вплыло в его голове. Часто, будучи ребенком, он с неутолимым любопытством наблюдал, как его отец надевал свой таллит[87] и возлагал тфиллин перед завтраком — это он проделывал утром каждого буднего дня всю свою жизнь (тфиллин, разумеется, никогда не использовали в шаббат). Однажды отец повернулся к нему и проговорил:
— Ты хочешь знать, что я такое делаю, не правда ли?
— Да! — с готовностью ответил Бенто.