Проблема Спинозы

— Я давным-давно предостерегал вас против того, чтобы учиться у евреев! Я предупреждал, что не стоит вторгаться в эту еврейскую сферу! Я предостерегал вас, говоря, что вы в великой опасности!

— Вы можете быть спокойны. Опасность миновала. Все евреи из Психоаналитического института покинули страну. Как и Альберт Эйнштейн. И все остальные великие немецкие ученые еврейского происхождения. Как и великие немецкие писатели-неевреи — к примеру, Томас Манн и еще 250 лучших представителей нашей культуры. Вы действительно верите в то, что это делает нашу страну сильнее?!

— Германия становится сильнее и чище всякий раз, как какой-нибудь еврей или любитель евреев из нее уезжает.

— Вы действительно полагаете, что такая ненависть…

— Это не вопрос ненависти. Это вопрос сохранения расы. Для немцев еврейский вопрос будет разрешен лишь тогда, когда последний еврей покинет пространство Великой Германии. Я не желаю им зла. Я просто хочу, чтобы они жили где-нибудь в другом месте.

Фридрих надеялся заставить Альфреда осознать последствия его целей. Он ощущал бессмысленность этого пути, но не смог сдержать себя:

— Вы не видите никакого вреда в том, чтобы лишить корней миллионы людей и… что же дальше с ними делать?

— Они должны уехать куда-нибудь. В Россию, на Мадагаскар, куда угодно.

— Да воспользуйтесь же вашим рассудком! Вы считаете себя философом…

— Есть вещи выше рассудка — честь, кровь, мужество!

— Взгляните на последствия того, что вы предлагаете, Альфред. Я призываю вас набраться смелости и вглядеться — по-настоящему вглядеться — в человеческие последствия ваших предложений. Но, может быть, на ка- ком-то уровне вы их представляете. Может быть, ваше неистовое возбуждение произрастает из той части вашей психики, которая понимает весь ужас…

Раздался стук в дверь. Альфред встал, подошел к двери, открыл ее и испытал настоящее потрясение, увидев Рудольфа Гесса.

— Добрый день, рейхсляйтер Розенберг. Фюрер приехал навестить вас. У него есть новости, и он ожидает вас в конференц-зале. Я подожду снаружи и провожу вас.

Альфред на мгновение замер, потом расправил плечи, направился к шкафу, из которого достал свою нацистскую форму, повернулся к Фридриху и как будто удивился, увидев его в комнате.

— Герр обер-лейтенант Пфистер, отправляйтесь в свою комнату! Ждите меня там.

Быстро натянув форму и сапоги, он присоединился к Гессу. Они молча направились к конференц-залу, где ждал их Гитлер.

Гитлер поднялся, чтобы поздороваться с Альфредом, вернул ему салют, жестом пригласил садиться и велел Гессу подождать снаружи.

— Вы хорошо выглядите, Розенберг. Совсем не как больничный пациент. У меня просто от сердца отлегло.

Альфред, залившийся краской от доброжелательности Гитлера, пробормотал слова благодарности.

— Я только что перечитал вашу статью в прошлогоднем «Беобахтере» о присуждении Нобелевской премии Карлу фон Оссицкому[113]. Блестящий образчик журналистики, Розенберг! Намного превосходящий ту бледную муть, которую публикует наша газета в ваше отсутствие. Абсолютно верный тон, полный достоинства и возмущения тем, что Нобелевский комитет присуждает премию мира гражданину, который находится в тюрьме собственной страны за государственную измену. Это истинное оскорбление и прямая атака на суверенный рейх. Пожалуйста, подготовьте некролог Оссицкого. Он не слишком хорошо переносит концентрационный лагерь, и, возможно, вскорости мы будем иметь счастье сообщить о его смерти… Но сегодня я приехал не только для того, чтобы расспросить о вашем здоровье и поздравить вас, но и чтобы сообщить вам новости. Мне очень понравилось ваше предположение о том, что Германии не следует более мириться с высокомерием Стокгольма, а нужно вместо этого учредить собственный, немецкий эквивалент Нобелевской премии, которая ныне стала дурно пахнуть. Я предпринял определенные шаги, создал отборочную комиссию для рассмотрения кандидатов на Германскую национальную премию в области искусства и науки и дал задание Мюл- лер-Эрфурту разработать красивый, инкрустированный бриллиантами кулон. Денежная часть приза составит 100 тысяч рейхсмарок. Я хочу, чтобы вы первым узнали, что я номинировал вас на первую Германскую национальную премию. Вот вариант публичного заявления, которое я вскоре опубликую.

Альфред взял в руки листок и жадно прочел:

Национал-социалистическое движение и, более того, весь немецкий народ будут глубоко удовлетворены тем, что фюрер отличил Альфреда Розенберга как одного из старейших и наиболее верных соратников, присудив ему Германскую национальную премию.

— Благодарю вас! Благодарю вас, мой фюрер! Благодарю вас за момент величайшей гордости в моей жизни!

— А когда вы думаете вернуться к работе? «Фелькишер беобахтер» без вас, как без рук.

— Завтра. Я уже полностью здоров.