Читаем Проблема Пушкина. Лит. наследство. Том 16/18 полностью

Гоголя, ни сознательно продуманного, как у Тургенева или Щедрина. Взгляд Пушкина на

русскую действительность злободневен и субъективен и весь окрашен тем эгоцентризмом,

который в плане художественном мог претворяться в высокий лиризм, но в плане

житейском переходил в вульгарное приспособленчество.

Иллюстрация:ИЗ ИЛЛЮСТРАЦИЙ К „ЕВГЕНИЮ ОНЕГИНУ“

Рисунок тушью Н. Кузьмина

Издание „Academia“, 1933 г.

Крайне характерно в этом отношении изменение образа Татьяны на протяжении «Евгения

Онегина». В начале Татьяна дана как пробуждающаяся личность, противопоставленная, с

одной стороны, обывательской среде уездных помещиков, а с другой — зрелому Евгению.

Эта Татьяна теснейшим

106

образом связана с весной передового дворянства, певцом которой в эти годы был Пушкин.

Ко времени восьмой главы такая Татьяна становится не нужна Пушкину, и судьба ее

характера теперь определяется потребностями того приспособления к николаевской знати,

которая была для Пушкина очередной задачей. Татьяна восьмой главы, с одной стороны, —

апофеоз великосветской дамы — высшего выражения той знати, к которой Пушкин должен

был приспособиться, с другой — моральный образец верной жены для Натальи

Николаевны, которая, будучи «отдана» Пушкину, так же хладнокровно относилась к нему,

как Татьяна к своему генералу, но будущее супружеское поведение которой было

существенным элементом в приспособлении Пушкина к «высшему кругу». Надежды

Пушкина на нее как на средство такого приспособления и были сублимированы в высоком

лиризме восьмой главы. Образ Татьяны как целое оказался весь изменен новыми

«потребностями времени», изменен до такой степени, что первоначальный замысел был

совершенно заслонен от читательского сознания. Что и в этом окончательном образе есть

познавательная («типическая») ценность — гениально показал Белинский, истолковывая

весь образ в свете первоначального замысла и в свете с в о е г о знания русской

действительности. Но чтобы добраться до этого реалистического (в энгельсовском смысле)

образа Татьяны, надо преодолеть весь лиризм позднейшей части романа, то-есть всю

наиболее действенную ее сторону. В результате такой своеобразной «оперативности»

пушкинских точек зрения и силой лиризма Татьяна из живого человека дворянской России

оказалась превращена в своеобразную кривую политически-обусловленных настроений

своего создателя, и образ ее, показанный с принципиально разных точек зрения, оказался

разорван, как в кубистической картине.

Роль Пушкина в истории русского реализма определяется не «верной передачей»

типического в энгельсовском смысле, а огромным шагом в изображении конкретной

видимости. В изображении конкретного Пушкин достиг чрезвычайно многого и — тут

нельзя не согласиться с Благим — в чрезвычайно разнообразных формах. Первая глава

«Онегина», сцена в корчме у литовской границы, характер Савельича, совершенно

независимо от их истинной типичности, — шедевры реалистического стиля, совершенно не

похожие друг на друга.

Единственное общее во всех трех — их стилистическая свежесть. У Пушкина нет тех

«лишних подробностей», которые нагромождает позднейший реализм. Известная скупость

средств, дающая мало деталей, но дающая их с максимальной художественной

выразительностью, связывает реалистический стиль Пушкина с его ролью как «поэта-

художника». Методы пушкинского реалистического письма сравнительно не сложны и легко

различимы. Привлекательность их неоспорима. Что они доходчивей господствующих

методов — показал с удивительной остротой А. Архангельский. Его переложение отрывка

из «Капитанской дочки» манерой Валентина Катаева, Габриловича, Фадеева и Артема

Веселого лучше всяких рассуждений говорит о превосходстве пушкинского мастерства над

мастерством современных беллетристов. Факт этого превосходства бросается в глаза: проза

Пушкина, если ограничиваться короткими отрезками, несомненно доставляет советскому

читателю большее художественное наслаждение, чем проза советских писателей. Но

конкретный анализ и объяснение этого факта не так прост, а на нынешнем этапе нашей

литературоведческой мысли даже очень труден.

107

Иллюстрация:ИЗ ИЛЛЮСТРАЦИЙ К „ЕВГЕНИЮ ОНЕГИНУ“

Рисунок тушью Н. Кузьмина

Издание „Academia“, 1933 г.

Мастерство вовсе не есть простая линейная функция развития искусства. Маркс указал на

неравномерность развития искусства по отношению к материальной базе. Можно

утверждать, что и внутри искусства мастерство развивается неравномерно по отношению к

искусству как совокупному явлению. Были моменты в истории человеческой культуры,

когда художественная форма приобретала как бы самодовлеющее значение и создание

красоты становилось главной задачей искусства. Это моменты, когда борьба за прекрасное

человеческое тело против духовности и аскетизма феодально-монашеской религии, за

прекрасный разговорный язык против церковных заклинаний, богословской сухости и

абракадабры феодальных законников, за прекрасные рациональные пропорции геометрии

против иррационализма традиционных цеховых и церковных форм выдвигались на первое

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературное наследство

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология