Проблема для некроманта – 2

…Боль не чувствуется, только вздрагивает тело от очередного удара. Шевелиться уже, кажется, тоже не получается, но руки еще прикрывают голову. Вкус крови во рту.

– Шухер!

Скрип снега под чужими ногами.

– Эй, пацан, ты живой?

Кто-то поднимает, ставит на ноги, но колени снова подгибаются, уронив на четвереньки. Желудок подкатывает к горлу, но на снег выплескивается лишь горькая слизь, мешаясь с кровавыми каплями из разбитого носа. Как-то удается поднять голову и, хотя один глаз не открывается, сосредоточить взгляд на том, кто спугнул Рябого с прихвостнями.

Стражник. Хана. Работный дом – это смерть, хуже смерти. Но мысль словно вовсе не касается души, которой уже все равно. Каждый вздох рвет на части легкие, свет режет глаза. Подкашиваются и руки, заваливая на бок.

Тело словно ошпаривает кипятком, вырывая крик, а потом боль вдруг исчезает.

– Вставай, сдыхоть, не то в самом деле околеешь. Холод собачий…

Его снова вздергивают на ноги. Голова по-прежнему кружится, но уже привычно, от голода. Ноги держат. В самом деле холодно, зуб на зуб не попадает. Глаза распахиваются сами. Все тот же стражник. Молодой совсем.

– Возьми.

Он переводит взгляд с лица стражника на тканевый сверток в руках, от которого нестерпимо, невозможно пахнет хлебом. Снова на лицо. Стражник смотрит серьезно и спокойно.

– Бери-бери.

Он хватает сверток, разворачивается и бежит, бежит со всех ног, пока хватает сил и дыхания…

Я медленно разжала сцепленные на коленях руки. Видение было ярким, пожалуй, даже ярче, чем утром в постели. Словно это меня только что выворачивало желчью, словно у меня перед глазами стояло молодое лицо с едва пробившейся растительностью, на которое наложилось другое. Нет, то же, только на пару десятков лет старше. Морщины у глаз, усы с висячими концами… Капитан стражи. Я видела его у кладбища той ночью, когда появилась в этом мире. И снова увидела сейчас – не своими глазами.

Я сосредоточилась на дыхании, пытаясь унять заколотившееся сердце. Винсент бросил на меня встревоженный взгляд и снова перевел внимание на наставника, продолжая рассказывать. Тот слушал, время от времени кивая. Я заставила себя разобрать слова.

– …никто не удивился, когда однажды его нашли повесившимся. Инквизицию позвали, само собой…

Что это было? Снова эмпатия Винсента сработала в обе стороны? Но тогда Стерри отреагировал бы. Или нет? Я исподтишка глянула на профессора. Сидит как ни в чем не бывало. Прямая спина не касается спинки стула, в руках чашка с чаем. На лице – лишь вежливое внимание.

Ничего не почувствовал или делает вид, что ничего не почувствовал? С него станется. Или видение накрыло только меня, потому что мы с мужем стали очень близки? Никогда раньше я так быстро не сходилась с мужчиной. Может, в этом замешана магия? Какие-то особенности дара, который у нас одинаков?

– Инга? – спросил вдруг профессор.

– Да? – Я изобразила сосредоточенность. – Я очень внимательно слушаю.

– В самом деле?

– Хоронить пришлось за счет города, при себе у него оставалось лишь три серебряных осьмушки да пяток медяков, – повторила я последнюю фразу, произнесенную Винсентом. Студенческая привычка фиксировать краем сознания слова преподавателя, думая о своем. Надо же, не выветрилась.

– Мне показалось, что ты размышляешь о чем-то постороннем, – не унимался Стерри.

Я подавила раздражение. Вот ведь, все умудряется заметить и из всего сделать выводы.

Может, довериться ему, мелькнула шальная мысль. Я-то точно не разберусь в том безобразии, что творится с моим даром и даром Винсента, и муж, кажется, тоже не слишком понимает, что происходит.