Проблема человека в западной философии

Это пассивное отношение к природе соответствует определенной хозяйственной деятельности человека. Первобытный человек начал ее как собиратель и охотник, и если бы он не имел примитивных орудий и не мог разводить огонь, то можно было бы сказать, что он едва ли отличается от животного. В ходе Истории усовершенствовались его навыки, его отношение к природе из пассивного преобразовалось в активное: он приручил домашних животных, научился обрабатывать землю и стал более ловким в ремесле и искусстве. Человек обменивал свои изделия на изделия, изготовленные в других странах, и таким образом стал путешественником и торговцем.

Соответственно изменились и его боги. До тех пор пока человек идентифицировал себя с природой, его боги тоже являлись частью природы. Когда же человек обрел навыки в ремеслах, он сотворил себе идолов из камня, дерева или золота. Продвинувшись еще дальше в своем развитии и ощутив свое могущество, он придал своим богам человеческий образ. Прежде всего — и это, вероятно, соответствовало ступени развития человека как земледельца — возникло божество в образе все-защищающей и все-кормящей Великой Матери. Наконец, он начал почитать отцовские божества, которые представляли разум, принципы и законы. Этот последний и решающий поворот от укорененности человека в природе и от его зависимости по отношению к любящей матери мог начаться с появлением великих рациональных и патриархальных религий; в Египте — с религиозной реформы Эхнатона в XIV в. до н. э., в Палестине — примерно в то же время с развитием религии Моисея, в Индии и Греции — вскоре после вторжения завоевателей с севера. Новая идея выразилась в многочисленных новых обрядах. В ритуале жертвоприношения животных животное в человеке было принесено в жертву богу. Библейское табу, которое запрещало вкушать кровь животного (поскольку «кровь есть его жизнь»), провело резкую разграничительную линию между человеком и животным. В образе Бога, невидимого и бесконечного, представляющего объединяющий принцип всего сущего, был создан противоположный полюс конечному разнообразному миру природы, миру вещей. Созданный по образу Бога человек частично обладает его качествами; он вышел из природы и стремится к абсолютному рождению и полному пробуждению[333]. В Китае с середины первого тысячелетия до н. э. указанный процесс вступил в новую фазу с появлением Конфуция и Лао-цзы, в Индии это произошло при Будде, в Греции — при философах эпохи греческого Просвещения и в Палестине — при библейских пророках. Затем была достигнута новая вершина в этом процессе — эпоха христианства и стоицизма в Римской империи, Кецалькоатль в Мексике[334], а еще 500 лет спустя — деятельность Мухаммеда в Африке.

Наша западная культура покоится на двух основаниях: еврейской и греческой культуре. Что касается еврейской традиции (основные ее положения изложены в Ветхом завете), то она отражает сравнительно чистую форму патриархальной культуры, которая строится на власти отца в семье, священника и царя в обществе и Бога-Отца на небе. Несмотря на эту крайнюю патриархальность, в ней все еще можно распознать старые, матриархальные элементы, характеризующие связанные с природой (теллурические) религии, вытесненные рациональными, патриархальными религиями в течение второго тысячелетия до н. э.

В библейской истории сотворения мы еще находим человека в первобытном единении с родной почвой. Ему не надо работать, у него нет осознания самого себя. Женщину отличает больший ум, активность и смелость, и только после ее «грехопадения» патриархальный Бог провозглашает принцип, согласно которому мужчина должен господствовать над женщиной. Весь Ветхий завет является развитием патриархального принципа посредством создания иерархически-теократического государства и строго патриархальной организации семьи. В структуре семьи, как она описана в Ветхом завете, мы постоянно находим образ любимого сына: Авеля в противоположность Каину, Иакова в противоположность Исаву, Иосифа в противоположность его братьям, а в более широком смысле любимый сын Бога — народ Израиля. Вместо равенства всех детей в глазах матери мы видим здесь любимого сына, который наиболее похож на своего отца и которого последний любит больше других как своего преемника и наследника. В борьбе за положение любимого сына, и тем самым за наследство, братья становятся врагами, равенство уступает место иерархии.