То, что это отсутствие быстрого прогресса в понимании «бессознательного» не было обусловлено недооценкой значения проблемы, не вызывает никаких сомнений. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить хотя бы характерные слова James: «Я не могу не считать, что самый важный шаг вперед, который произошел в психологии, с тех пор как я, будучи студентом, изучал эту науку, был сделан в 1886 г. ...шаг, показавший, что существует не только обычное поле сознания, с его центром и периферией, но также область следов памяти, мыслей и чувств, которые, находясь за пределами этого поля, должны тем не менее рассматриваться как проявления сознания («conscious tacts») особого рода, способные, безошибочным образом обнаруживать свою реальность. Я называю это наиболее важным шагом вперед, ибо в отличие от других достижений психологии это открытие выявило совершенно неожиданную сторону в природе человека. (разрядка наша. — [176, стр. 233]. Приводя эти слова, Jung отмечает, что, говоря об «открытии 1886 г.», James имел в виду представление о «подпороговом сознании», введенное в этом году Myers [183, стр. 37—38].
Таким образом, James, как и многие другие, понимал все значение вопроса о «бессознательном». Налицо были и бесспорная талантливость, и очень высокое экспериментальное мастерство ряда исследователей, пытавшихся анализировать эту же проблему в более позднем периоде.
Однако все это, естественно, не могло возместить методологическую неправильность исходных позиций и, что не менее важно, отсутствие адекватных рабочих понятий, без которых поставленные проблемы не могли быть научно освещены.
Так обстояло дело за рубежом, в капиталистических странах. Как же складывалась судьба аналогичных исканий, проводившихся на основе иного понимания всей этой трудной проблемы, в нашей стране?
Прежде всего следует указать на неправомерность высказываемого иногда представления, согласно которому традиционный для русской науки материалистический подход к вопросам учения о мозге, предпочтение этой наукой объективных методов исследования функций центральной нервной системы, характерная для нее рефлекторная концепция были изначально связаны с игнорированием или по крайней мере с недооценкой значения проблемы «бессознательного». Можно привести немало аргументов в пользу того, что подобная упрощенно-негативная точка зрения не была свойственна ни основоположникам рефлекторной теории, ни тем, кто стремился руководствоваться этой теорией в медицинской практике. Бесспорно, однако, что в России сложился особый подход к проблеме «бессознательного», во многом отличный от подходов, преобладавших на Западе.
И. М. Сеченов неоднократно возвращался к вопросу о так называемых темных, или смутных, ощущениях, понимавшихся им как ощущения, лишь частично или вовсе неосознаваемые. Он говорил по разным поводам о состояниях, характерных для различных степеней бодрствования. Он предвидел также существование «предощущений», ставших в более позднем периоде (особенно в работах Г. В. Гершуни) предметом специального экспериментального анализа. В своей работе «Кому и как разрабатывать психологию?» он подчеркивал: «В прежние времена "психическим" было только "сознательное", т.е. от цельного натурального процесса отрывалось начало, которое относилось психологами для элементарных психических форм в область физиологии, и конец» [81, стр. 208]. Переработка сырых впечатлений,, — говорит он в другом месте, — происходит в тайниках памяти, вне сознания, следовательно без всякого участия ума и воли. Отсюда, по И. М. Сеченову, вытекает научная и философская неправомерность сведения «психического» только к «сознательному». Для В. М. Бехтерева активность «бессознательного» это — «рефлексы, пути которых проложены в нервной системе, но воспроизведение которых в данное время не зависит от активной личности, а потому эти рефлексы и остаются не подотчетными последней» [19, стр. 64]. И. П. Павлову принадлежат слова: «Мы отлично знаем, до какой степени душевная психическая жизнь пестро складывается из сознательного и бессознательного» [64, стр. 105]. Ему же принадлежит уподобление психолога, ограничивающегося изучением только осознаваемых переживаний, человеку, идущему в темноте с фонарем, который освещает лишь небольшие участки пути. А с таким фонарем, говорит И. П. Павлов, трудно изучать всю местность.