Проблема 92

Вспоминалось недавнее, что не отшумело еще, не перестало волновать: постройка уран-графитового реактора, на котором они с братом получили первые порции плутония; палатка, где Панасюк возился с размножением нейтронов; и зеленое пламя, которым вдруг вспыхнул урановый порошок. Подумать только, они и понятия не имели тогда, что уран может самовозгораться. То-то был сюрприз! Высвечивались из тьмы лица друзей и сотрудников: Кондратьев, Шлягин, Головин, Мещеряков, Зельдович, Дубовский, Павлов, Певзнер, Мостовой, Бабулевич, Спивак, Фурсов, Гуревич, Елизаров. И, конечно, Юлик Харитон — верный друг с давних гимназических лет, и Кира Щелкин, и милый Алихан. Все казалось, что время тянется слишком медленно, а как фантастически быстро оно пролетело! Странное, прекрасное время, сгущенное, спрессованное, как взрывчатое вещество. Просто не верится, что все уместилось в считанные месяцы! А ведь это именно так! Он-то знает!.. Каких-нибудь полтора года назад у них было всего двадцать три микрограмма плутония. Две крохотные, невидимые глазом пылиночки сверхсекретного вещества. А в это время уже строился огромный завод, рассчитанный на килограммы нового элемента. Не было еще ни промышленной схемы выделения плутония из урана, ни заводской технологии, а уже стоял завод, но когда в сырые от свежей штукатурки цехи в запломбированных контейнерах доставили сырье, были готовы и технология, и все прочее. Перед внутренним оком мелькнуло лицо академика Хлопина, и тут же память, как фонарь под ветром, шатнуло назад, в лютую стужу сорок шестого. Неуклюжие, неповоротливые в своих защитных скафандрах, они не выходили из горячей зоны, пока не пустили, наконец, реактор. Да что они? Им это было положено. На то они физики. А Ванников? А Славский? А Завенягин? Даже министры дневали и ночевали на стройплощадках и, завороженные темпом, в азарте хватались за такелажные работы, вкалывали на подсобке…

Потом военная Москва вспомнилась, суровая, затемненная, но уже праздничная и радостная: после Сталинграда, после Курской дуги. Откуда только не стекались тогда люди в Пыжевский переулок! С фронтов, с оборонных заводов, из Казани и Ташкента, из Алма-Аты, Свердловска, Новосибирска, Йошкар-Олы… Приезжали голодные, оборванные, часто без всяких вещей, кроме, конечно, свертков с рукописями… И вот — финал. Он нетерпеливо ждет его, он торопит медлительные секунды. Ошибки быть не может. Все абсолютно правильно. Так пусть же скорее это случится.

Незаметно он засыпает.

…Тягач с бомбой медленно ехал к башне. В резком свете прожекторов ее серебристо-серые фермы казались сотканными из паутины. Низкие рваные облака неслись на юго-восток, едва не задевая верхушку, на которой будет установлена бомба. В бинокуляр на КП можно было разглядеть все сооружение: от острия громоотвода до мельчайших заклепок, поблескивающих в голубоватом свете, как росинки в лесу под луной. Как только бомбу подсоединят к детонационному устройству, все приборы на командном пункте оживут. Зеленым кошачьим огнем нальются глаза осциллографов, закрутятся барабаны с миллиметровкой, заскрипят наполненные красной тушью самописцы.

Курчатов взглянул на светящийся циферблат часов. Пока все шло строго по плану. Если сбросить со счетов этот усиливающийся норд-вест, то можно сказать, что дело ладилось на большой палец. Но разве сбросишь со счетов ветер? Направление его, правда, было благоприятным. Он устойчиво дул в ту сторону, где на многие сотни километров не было никакого жилья. Можно было не опасаться, что смертоносное облако, которое рано или поздно должно осесть, выпадет над обитаемыми районами. Об этом можно было не волноваться. Но сила ветра…

Черные лохматые тучи стремительно летели в непроглядной ночной синеве. Между небом и землей временами проскакивала лиловая ветвистая искра.

Курчатов точнее нацелил бинокуляр на громоотвод. Если молния ударит в башню, детонаторы сработают, и пороховой заряд швырнет части плутониевого шара в одну точку. Тут же образуется надкритическая масса, и бабахнет атомный взрыв. Преждевременный. Незапланированный…

Но это все пустые страхи. Громоотвод — штука вполне надежная. Еще со времен старины Франклина.

И все-таки, когда электрические змеи, плясавшие в кромешном хаосе, приближались к вышке, невольно сжималось сердце. Небо словно нацелилось именно на нее. Впрочем, это неудивительно: башня высотой с добрый десятиэтажный дом стояла посреди голой пустыни. М-да, повезло с погодкой, что и говорить… Хоть бы одна звезда блеснула во мраке. Неужели и к утру не успокоится?..