Проблема 92

На Вашингтонской конференции по теоретической физике, состоявшейся в конце января, ее всерьез обсуждали Нильс Бор и Энрико Ферми. Итальянский физик не сомневался, что нейтронный эффект существует. Иначе трудно будет объяснить превращение массы в энергию. Это было в январе. А в марте стало известно, что несколькими днями раньше к подобному же выводу пришли в лаборатории Хана. Его со Штрассманом статья появилась в «Натурвиссеншафтен» с приоритетом от 25 января. Но высказать идею еще недостаточно! Тем более если она «носится в воздухе». Слово, как всегда, было за экспериментом. Все затаив дыхание ждали, кто же здесь окажется первым.

Десятого апреля Юра Флеров доложил на очередном семинаре, что им с Русиновым удалось измерить нейтронное отношение. Тогда казалось, что первыми были они. Но уже в мае выяснилось, что первенство принадлежит французам. Счет шел на дни, может быть, даже на часы.

Письмо Жолио-Кюри, Хальбана и Коварски появилось в «Нейчур» 22 апреля с приоритетом от 7-го числа.

Обидно было до слез. Первые минуты…

— Ничего, — успокоил Курчатов. — Главное, что мы стоим на верном пути и не отстаем от прославленных научных школ мира. Это сейчас для нас самое главное.

— Ноздря в ноздрю идем, — хмуро заметил Русинов.

— Но финишируют другие! — горько скривил губы Флеров, хотя, если быть до конца честным, особого огорчения не ощущал. Душевный подъем и радостное нетерпение, с которыми он уже успел сжиться, не покинули его и теперь. Тревожное чувство ожидания не исчезло.

— Не вешать носа, молодежь! Все идет как надо. К тому же мы должны отдать им справедливость, французы провели эксперимент с непревзойденной чистотой. И на высочайшем научном уровне. С этим спорить не приходится. И меня по-настоящему радует, что полученные ими результаты близки к нашим[3]. Кроме шуток, представляете, чего мы достигли? И это не финиш! Это старт! Понимаете? Самый настоящий старт! Поверьте мне, что главное еще впереди. Вы только вообразите себе, с какой скоростью мы теперь рванем? Нет, товарищи, я очень доволен. — Скажите по-честному, есть у нас данные для оптимизма?

— Видимо, есть, — без особого энтузиазма ответил Флеров.

— Предположим, — пожал плечами Русинов.

— А я вам говорю со всей определенностью, что данные у нас есть. Во-первых, — Курчатов стал загибать пальцы, — мы живем в такой стране, как Советский Союз; во-вторых, крупнейшая лаборатория Европы только что подтвердила полученные у нас результаты, а в-третьих… Знаете ли вы, что вопрос о передаче физтеха в систему Академии наук решен окончательно и бесповоротно?

— Да ну?! — в один голос воскликнули Флеров и Русинов.

— Вот теперь заживем! Все оборудование заменим, закупим самые современные приборы…

— Погодите, — остановил их Курчатов. — Не стройте себе слишком радужных картин. Будущее хотя и оптимистично, но не обязательно розово. Пока же наберемся терпения и подождем того дня, когда передача нас Академии станет свершившимся фактом.

— Решено еще не окончательно? — встревожился Русинов.

— Окончательно. — Курчатов рубанул воздух ребром ладони. — Замнаркома Елисеев уже подписал приказ. Начальнику же научно-исследовательских институтов, изобретательства и техпропаганды Чибисову поручено лично произвести передачу ЛФТИ в Академию. — И, нацелив палец на Флерова, Курчатов спросил: — Как там ваши дела с Костей Петржаком?

— Идут, — без особого энтузиазма отозвался Флеров.

— Новая камера как?

— Подвигается понемногу.

— Понемногу не годится. Учтите, что на вашу камеру возлагаются большие надежды. Главное, оно, как всегда, впереди!

— Как всегда? — переспросил Русинов.

— Как всегда! — Курчатов вновь поправил разметавшиеся волосы. — А нынче — в особенности. Урановая проблема только-только вырисовывается, и главное, конечно же, впереди. Это совершенно точно, товарищи.

С того бесконечного весеннего дня, который начался в библиотеке письмом Жолио-Кюри в журнале «Нейчур», прошел год. Даже больше, чем год. Теперь-то Флеров по-настоящему понял, насколько прав был тогда Курчатов!

— Во что обойдется атомная бомба? — спросили Курчатова на одном из семинаров.

— Создать ее — все равно что построить еще один Волховстрой, — ответил он.

Флеров, привыкший к простым, хотя и весьма хитроумным устройствам, счел это преувеличением. Лекторской гиперболой.

Он не подозревал, даже догадываться не мог об истинных масштабах того размаха, которого потребует от человека грядущий атомный век. Не знал о них и Курчатов. Но что-то грезилось ему, что-то он уже предчувствовал. Да и не было в окружающей жизни более высокой меры, чем Волховстрой или Днепрогэс. К тому же нейтроны дались неожиданно легко и быстро. Сумасшедшая прогрессия 1, 3, 9, 27, 81… звала поверить в близкое чудо. Недолго, правда, но казалось, что еще одно незначительное усилие, еще один шаг вперед, и атомная энергия станет реальностью.