Проблема 92

Веня Джелепов, вернувшийся недавно из армии, специалиста нашел. Но это не сдвинуло дело с мертвой точки. Курчатов подверг специалиста «перекрестному допросу». Выяснилось, что тот плохо понимает физику вакуума, хотя и знает вакуумную технику. Нет, не такой консультант был нужен Курчатову.

— Найдите другого.

Но это проще сказать, чем сделать. Где его найдешь? На заводе? В исследовательском институте? Курчатов все чаще нацеливал своих ребят на заводы. Большие промышленные предприятия с давними традициями и налаженным ритмом работы привлекали его индустриальной широтой, точностью инженерных разработок. Не случайно научная лаборатория будущего мыслилась ему похожей на такой завод.

— Вот что, товарищи, — сказал он, когда выяснилась полная несостоятельность очередного специалиста. — Хватит с нас этих вакуумщиков. Садитесь за литературу. Будем искать сами. У Лоуренса машина работает, значит, пойдет и у нас. И пора покончить с кустарщиной. Наука должна двигать производство, а у нас получается наоборот. Наша экспериментальная техника отстает от современного индустриального уровня. Вы только посмотрите, как далеко шагнула за последние годы радиотехника! Ведь совершенно фантастические достижения! Давайте-ка отправимся на выучку к инженерам. Рядом с нами находится замечательный радиоламповый завод «Светлана», где есть большая вакуумная лаборатория. Начнем с нее. Я уверен, что заводские товарищи нам помогут. Наладили же мы прочное содружество с «Электросилой».

Курчатов понимал, что сама природа научного творчества налагает на исследователя известные ограничения. Хороший экспериментатор и талантливый теоретик редко сочетаются в одном человеке. Физик, обладающий научной смелостью, может спасовать перед простейшей технической задачей. И не потому, что она покажется ему трудной. Это было бы еще полбеды. Самое страшное в том, что она может показаться невыполнимой в принципе. Блестящие теоретики отказались, например, в свое время разрешить проблему разделения перемешанных друг с другом быстрых и медленных молекул газа. А ведь с физической стороны процесс был абсолютно ясен! И лишь теплотехники, не разбирающиеся в тонкостях газовой механики, со смелостью невежд вставили одну трубу в другую и отделили теплые потоки газа от холодных.

Когда наука заводила в тупик, Курчатов шел к инженерам. В последнее время чаще всего его можно было встретить на Каменном острове в Институте радиоприема и акустики. Радиоинженеры очень заинтересовались атомным ускорителем и, к удивлению физиков, без тени душевного трепета принялись за изготовление самых хитроумных узлов. Когда Курчатов, буквально подпрыгивая от радости, сообщил Алхазову, что на Каменном острове берутся в короткий срок сделать пропорциональный усилитель с коэффициентом усиления в один миллион, тот даже растерялся от неожиданности. До того это казалось невероятным.

— Вот видите! — улыбнулся Курчатов. — Я же вам говорил. У них совсем иные масштабы. Инженерия привыкла к большим цифрам, выраженным в металле, а мы — на бумаге.

Он пришел в РИАН в конце 1936 года с тем, чтобы наконец вывести циклотрон, который был заложен еще в 1932 году, на режим. И всего через несколько месяцев машина дала пучок. Но сколько пришлось с ней повозиться! И до и после!

Вакуум был лишь одним из эпизодов в бесконечном списке поломок и неудач. А сколько неприятностей принес им высокочастотный генератор, подающий ток к ускорительным дуантам? А нейтроны? Все, кажется, работает отлично, а регистратор молчит. Нет нейтронов, хоть тут тресни…

Неужели это уже позади? И нейтроны идут, и вся сложнейшая радионачинка работает как часы. Не верится!

Через весь город тащится скрипящий, разболтанный трамвай на улицу Рентгена в Радиевый институт. В который раз Курчатов ловит себя на мысли, что хорошо бы обзавестись автомобилем. Это действительно не роскошь, а всего лишь средство передвижения. И особенно оно необходимо такому несчастному человеку, как он, Курчатов. Он мечется между заводами и институтами, как загнанный заяц, того и гляди разорвется на части… Только вот когда учиться на шофера? Времени и без того нет. Уж не помнит, когда в последний раз он был в театре, в филармонии. Даже патефон с любимыми пластинками Чайковского, Римского-Корсакова и Бородина оброс пылью. Некогда, совершенно некогда… Все откладывается на потом, до каких-то розовых, лучших времен. А наступят ли они когда-нибудь? И не то чтобы он сожалеет о чем-то или хочет что-то решительно изменить. Нет, честно говоря, своей жизнью он доволен вполне. Другого не ищет. Только жаль, что слишком много сил уходит на каждую мелочь. Все приходится пробивать самому. Надолго ли хватит? Но все это буза, чепуха на постном масле. Просто он немного устал, вымотался за последние дни. А насчет автомобиля стоит подумать…

В лабораторию он вошел, как всегда, бодрый, жизнерадостный, свежий с мороза.

— Как вам нравятся эти весенние заморозки? По Неве уже льдины плывут — и вдруг такие холода. Небось старики, как всегда, не упомнят? Или в одна тыща дцатом году такое наблюдалось?