Вскоре Иван приехал и первым делом кинулся ко двору, где гуляла Саодат с матерью. Он упал перед решеткой на колени и стал обеими руками трепать, гладить, обнимать собаку, воркуя что-то по-чешски. А нелюдимая и вечно скучающая Саодат тыкалась в его руки, будто щенок, восторженно извивалась всем телом и все норовила облизать лицо. Она была счастлива так, будто обрела давно потерянного хозяина, но ведь видела-то она его впервые! Самое же странное было в том, что Лал Гишу, старая и очень строгая сука, не упускавшая возможности поймать на зуб неосторожного чужака, вовсе не пыталась броситься на Ивана. Она лежала на будке в паре метров от решетки и с умилением наблюдала за встречей дочери с ее «суженым».
Через день мы провожали Саодат в Чехию. Как же она тянула меня по перрону Белорусского вокзала за шедшим впереди Иваном! Она влетела в вагон и забилась в купе, я попыталась проститься с ней — куда там! Для нее существовал только один человек, которого Саодат так долго ждала и наконец-то встретила.
Смотрим кобелей, а щенушка от нас ни на шаг не отходит, к ногам так и липнет и все в глаза заглядывает. К этому времени у нас уже сомнений в том, кто кого выбирает, давно не было, и мы объяснили девчушке, что щенок нам нужен не в питомник, а на продажу. Все равно не отходит, дескать, возьмите меня, я вам пригожусь. Выбрали мы все же кобеля и уехали.
На этом питомнике мы бываем частенько, не только по делам, но и просто погостить. И вот спустя полтора года сидим болтаем о том о сем. Татьяна и говорит, мол, помогите мне суку продать: не хватает времени ее выставлять, а экстерьерно уж очень хороша. Ну показывай…
Она вышла и вернулась с роскошной рыжей сукой, у которой половина морды была белая, а половина — рыжая. «Вот, прошу любить и жаловать, Катенька от вашего Муштари!»
Мы переглянулись в явном восхищении. «А как на поводке, что за характер? — спросила Лариса. — Дай-ка я с ней пройдусь». Катенька стояла, как изваяние, и только глаза перебегали с наших лиц на хозяйку и обратно. Поводок перешел в руки Ларисы, и она вывела собаку на улицу. Через полчаса они вернулись: ужасно довольная поведением суки Лариса и счастливо-напряженная Катька. Всю прогулку та старалась показать Ларисе, как она послушна, как внимательна, ловила каждое слово и движение. И вот теперь Катька стояла в комнате; она уже поняла, что сейчас решается ее судьба, и ждала. «Что ж, — выразила я общую мысль, — мы берем ее к себе, дождалась-таки, чертовка, добилась своего!» — «Как себе? — не поняла Татьяна. — Чего дождалась?» — «Ну вспомни, она еще щенком к нам просилась, вот и выпросила!»
Так Катенька попала в отчий в прямом смысле этого слова дом. Первую неделю она все не могла поверить, что мечта сбылась, и страшно расстроилась, увидев Татьяну, приехавшую с ответным визитом. Катька явно испугалась, что та заберет ее обратно, даже демонстративно забилась в вольеру, чем страшно огорчила Татьяну. Но уже через месяц, поверив, наконец, что она — наша навсегда, Катрин радостно кинулась к прежней хозяйке, облизала ее с ног до головы, точно благодаря, что та позволила сбыться предначертанному.